Когда-то в советские времена Иосифа Кобзона в шутку называли полпредом советской песни. Полпред, полномочный (дипломатический) представитель действует как строго официальный и протокольный рупор того, кого он, собственно, представляет. Мне кажется, что и сейчас Кобзона вполне можно назвать полномочным представителем советской песни — в Российской Федерации.

Дальше был ансамбль песни и пляски в армии, учеба в музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, а следующим шагом — уже всесоюзная слава.
При этом Кобзон не был, по крайней мере по его собственным словам, еврейским мальчиком-вундеркиндом «со скрипочкой». В его саморепрезентации полностью отсутствует столь частый у музыкантов миф о том, как они в детстве случайно услышали какую-то мелодию и с того момента, будучи не в силах остановить свою музыкальную страсть, безудержно музицировали на любых попадавшихся под руку предметах. Для Кобзона такие сказочки — это слишком несерьезно. Серьезность вообще его отличительная черта. Ведь эстрада — дело такое. Там может повстречаться и слезливая китчевая мелодраматичность, и грубая частушечная недвусмысленность, и безголовое танцевальное дергание. Но Кобзон не из таких! На сцене для него не существует ни телесности, ни танцевальности, ни карнавальности. Кобзон — это поющая статуя в пиджаке. Статуя, поющая со слезами на глазах.

Понятно, что подобное исполнение является прямой противоположностью собственно народной музыке, то есть музыке деревенской культуры со всей ее бахтинианской карнавальностью и карнальностью — грубой, неприглядной для современного горожанина. Исполнение Кобзона по сути антинародно и антифольклорно. То есть если это и фольклор, то фольклор советский, официальный, академический. Именно поэтому так необычно звучит у Кобзона, например, песня «Аидише маме». Даже армянин Шарль Азнавур спел ее более "по-еврейски", чем Иосиф Кобзон.
Лишь самый закоренелый националист, копающийся в чужих генеалогических деталях, может назвать Кобзона евреем. На самом же деле Кобзон — представитель новой, появившейся лишь в ХХ веке национальности — советской. И музыка его принадлежит той же национальности. Правда, советской национальности разрешалось включать в себя еще одну, глубинную национальность. У Кобзона это были его еврейские корни. Но когда он в 1990-е запел, наконец, еврейские песни, это были песни в исполнении именно советского, а не еврейского певца.
Особенности имиджа Кобзона наиболее четко проявляются в сравнении с имиджем второй советской звезды первой величины — Аллы Пугачевой. Иосиф по-советски глубоко мужественен, Алла играет противоположную гендерную роль. Иосиф строг, суров, своей сценической пластикой напоминает каменных идолов, а первый хит Аллы —– «Арлекино», песня о цирке, о клоуне. Как это ни удивительно, но и Кобзон однажды соприкоснулся с этим народным развлечением: в начале своей музыкальной карьеры ему пришлось поработать в цирке. Может быть, свой серьезный образ Кобзон создал именно в попытке максимально дистанцироваться от того циркового эпизода?
В своей серьезности Кобзон не только антинароден, но и явно антипротестен. Он — олицетворение существующего строя, крепко стоящей на ногах власти. Он — антипод любой неконтролируемой, революционной, анархической карнавальности. Именно поэтому для протестной рок-культуры 80-х Кобзон более, чем кто-либо другой, стал полюсом отторжения, тем абсолютным Иным, неприятие которого определяло границы собственного сообщества.

При этом исполнения Кобзона были действительно хорошими. Помимо просто приятного голоса они содержат в себе не только смысл — результат тщательной работы над материалом, но и ощущение силы, страсти, лиризма. Взглянем же на наиболее показательные примеры:
Из всего исполинского репертуара Кобзона одной из самых популярных песен стали «Мгновения», написанные Михаилом Таривердиевым для «Семнадцати мгновений весны». Музыка представляет собой смесь меланхолического «фронтового» вальса (дело происходит во время Второй мировой войны) и приемов типичной «шпионской» музыки с неожиданными поворотами гармонии, диссонантными сигналами медных духовых инструментов, имитациями полицейской сирены и т.д. Восходящая мелодия вступления — формула, по которой песня распознается с первых же нот, — создает ощущение чего-то быстротекущего, улетучивающегося. То есть, собственно, уходящих мгновений. Этому не очень серьезному по духу музыкальному сопровождению Кобзон противопоставляет абсолютно серьезный, даже строгий вокал. Все его исполнение подчеркивает, что дело идет о вещах очень и очень весомых. Тут не может быть никаких шуточек. Не стоит также забывать, что война, о которой идет речь в сериале, «священная».
Проходит около десяти лет. Брежневизм переходит в свою позднюю «застойную» фазу, а потом сменяется быстротекущими генсеками, при этом из-за горизонта уже проглядывают перестройка с ускорением. Из-за железного занавеса грозит Першингами-2 Дядя Сэм. И страх атомной войны сковывает сердца всех детей 70-х. Да и как тут не бояться, если такие мастера, как Александра Пахмутова (музыка), Николай Добронравов (текст) и Иосиф Кобзон (исполнение) не на шутку пугают песней под названием «Пока не поздно»:
Пока планета еще жива,
Пока о солнце мечтают весны,
На жизнь предъявим свои права,
Пока не поздно, пока не поздно...
Кобзон страстно обращается к слушателям с просьбой остановить атомный кошмар. Эта просьба сменяется в припеве яростными выкриками «Да-да-да!» и «Нет-нет-нет!». Однако никто из зрителей «Песни-83», наверное, не подозревал, что и в самом деле было уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы спасать Советский Союз. Менее чем через 10 лет он развалится, а еще через десять лет, то есть в 2003 году, окажется, что после очередной смены власти Кобзон опять востребован, как никогда.
После лихих 90-х, когда Кобзон прошелся по всем неизведанным им ранее жанрам, от танцевальных ремиксов до патриотической израильской песни «Йерушалаим шель захав», в нулевые он пришел к тому типу музыки, который я бы назвал «новый официоз». Это советские по духу, но направленные на служение уже другой, новой идеологии произведения.
«Гимн святому князю Даниилу Московскому» был написан, как сказано на официальном сайте Данилова монастыря, «по заказу Оргкомитета Юбилейных торжеств, посвященных 700-летию со дня преставления святого благоверного князя Даниила Московского». Прямо скажем: срок, внушающий уважение; советскому строю, продержавшемуся всего 70 лет, тягаться трудно. Композитор Ирина Грибулина написала очень распевную, поистине гимническую по своему настроению песню. Под непринужденный аккомпанемент ансамбля песни и пляски ВВ МВД России, праздничного хора Московского Данилова монастыря и старшего хора музыкально-хоровой школы «Радость» Кобзон, как всегда с чувством, поет слова, то напоминающие сталинские песни о Москве, то имитирующие церковно-славянскую литургику:
Над Москвой заря занимается,
Новый день настает, полный новых сил,
Стольный град с Тебя начинается,
Величаем Тебя, князь наш Даниил!
Мудростью Ты велик и добротой,
Свят Твой лик на Руси святой!
Покровитель наш, не остави нас;
Благ наш путь,
С нами будь
Вечно и сейчас!
Будущее, как известно, непредсказуемо. Но мне почему-то кажется, кто бы ни встал во главе России — хоть марсиане, — Кобзон всегда останется самым лучшим, самым душевным исполнителем официальной музыки. В этом ему не откажешь.