Я уже как-то раз писала про мытарства одиноких еврейских сердец, к услугам которых в США не только банальные страницы брачных объявлений в Интернете, но и гламурные вечеринки для взрослых. У читателя может сложиться впечатление, что американские евреи окончательно обленились и поиски спутника жизни предпочитают отдавать, как сейчас модно говорить, на аутсорсинг профессионалам. А как же метро, спросит читатель. А вечеринки у друзей? Клубы, бары, рестораны, пляжи, работа, в конце концов? Все эти богатые золотыми россыпями потенциальных женихов и невест места? Что же, эти непонятные люди совсем-совсем не знакомятся в общественном транспорте?

Знакомятся, не волнуйтесь. Если считать самолет общественным транспортом. К тому же самолет падающий.

Эту книгу у меня уводили два раза. В первый раз одолживший почитать ее «на недельку» человек уехал на учебу в Берлин, где и пребывает до сих пор, во второй раз история практически повторилась, за исключением того, что моя книга теперь в Гоа.
Ну да ладно, хорошей книги хорошим людям не жалко. Только вот «Рождество наступает все раньше» я теперь на руки не даю. Мало ли что.

Книга эта вовсе не о Рождестве – в оригинале она называется Was It Something I Said? («Разве я это говорила?»), и замена названия произошла, видимо, по инициативе издателей, посчитавших, что универсальный имидж Рождества как романтически-волшебного времени поможет продажам. Я их опасений не очень понимаю, так как после прочтения первой страницы текста рука у любого вменяемого жителя мегаполиса тянется к кошельку, как у хорошо обученной собаки Павлова. Редко бывают книги, которые описывают непосредственно тебя – какая ты есть, с лишним весом, тараканами в голове и дурной привычкой задерживаться на работе допоздна. Знаменитые Бриджет Джонс и Луиза Ложкина все-таки не были обременены ответственной руководящей должностью и не проводили юридическое сопровождение сделок на пятнадцать миллиардов долларов.

Джастин Шифф, еврейка, выпускница Harward Law School, проживающая в Верхнем Ист-Сайде в квартире с видом на воду, ожидает партнерства в крупнейшей юридической фирме и ест по ночам крекеры с майонезом. Барри Кантор, еврей, лысеющий руководитель маркетингового отдела в огромном продуктовом конгломерате, живет в Верхнем Вест-Сайде. У него квартира с видом на «участок воды», и по ночам он ест остатки холодной говядины с фасолью. Обоим чуть за тридцать, у нее собака, у него страсть к архивным записям «Битлз» и бейсболу. В общем, наши люди. Пользуясь словами служащего авиакомпании, посадившего их рядом в бизнес-классе: «У нее 2а, у вас 2б. Вы идеальная пара».

Роман начинается с импульсивного решения Барри, увидевшего Джастин в очереди на регистрацию, поменять свой билет во Флориду на билет в Феникс, куда направлялась эта «удивительно изящная женщина. От нее пахло гиацинтами, мандаринами и карандашными очистками – сильный, странный запах».

Едва поднявшись, самолет начинает падать, и тут сбываются знакомые всем, кто когда-нибудь летал, кошмары: что я скажу вот этому симпатичному шатену слева, если одновременно откажут все двигатели и отвалятся крылья? Эти двое во время авиакатастрофы практически не общаются, только держатся за руки и передают друг другу пакет для рвоты, – пожалуй, самый нужный аксессуар в такой ситуации.

Более подробное знакомство ждет их потом, когда самолет плюхается в грязную воду Джамайка-Бэй и они оказываются в здании аэропорта – без багажа, без обуви, среди шума, от которого «физически больно»... Они оба, по сути, так и живут весь роман – среди гама и криков Манхэттена и Бронкса, через безумие шестнадцатичасовых рабочих дней и каравана безнадежно больных на голову родственников – взявшись за руки. Только раз им придется расстаться, но об этом чуть позже.

Барри и Джастин – плоть от плоти еврейского Нью-Йорка. Оба – жертвы дисфункциональных семей с разведенными родителями. Мать Джастин во втором браке замужем за «молчаливым любителем сигар», ее отец живет с «силиконовой Барби». Роза, мать Барри, управляет «грязной фабрикой подкладочных тканей», его отец женился на «албанской уборщице».

Остается удивляться, как эти два одиночества ухитрились не выскочить замуж за каких-нибудь первых попавшихся, как многие из их знакомых и друзей. Даже Мирьям, восьмидесятилетняя бабушка Джастин, упорно цепляющаяся за жизнь в течение всей книги, и то ухитряется найти себе кавалера: «Герман человек воспитанный и обученный разным вещам».

Кстати, отношения или их отсутствие – та единственная тема, на которую с большой охотой и даже страстью говорят все герои книги. Даже на похоронах можно встретить будущую судьбу:

- Знаешь, Леона Кляйн нашла себе парня.
- Мама, Чарли уже умер, четыре месяца назад. Ты впадаешь в маразм.
- Да нет же! Парня, с которым она училась в старших классах. Он прочитал в газете некролог на ее мужа и пришел на похороны. Они сейчас живут вместе. Она всегда оказывается в нужном месте в нужное время.

Два клоуна, обеспечивающих юмористический фон для Барри и Джастин – его сосед по квартире Винс и их повариха. Винс – «еврей самого худшего типа, он считает себя лучше всех», как о нем отзывается Барри. Одиночество Барри подчеркнуто преувеличенной сексуальной активностью Винса, который умудряется переспать и с Джастин тоже, правда еще до того, как они с Барри стали встречаться. Ирландка Пиппа, повариха Барри и Винса, учится на архитектора, но предпочитает печь «ангельски нежные пироги с яблоками». Это девушка, для которой окрашивание волос перекисью водорода «то ли самый замечательный поступок в ее жизни, то ли ужасная ошибка, на исправление которой уйдут многие годы». Она, кстати, единственная нееврейка в этом салате манхэттенских невротиков. Но в конце книги даже стойкая Пиппа сдается и начинает спать с Винсом.

Еврейство Джастин – в ее матери Кэрол и бабушке Мирьям, стоящих, как два шизофренических ангела, за ее спиной:
- Я ей сказала: если хочешь выйти за юриста, иди работать в юридическую фирму, а не учиться на юрфак.
- Если бы я была мужчиной за сорок, я бы считала, что ты просто ягодка. Я бы хотела, чтобы ты приехала ко мне на выходные в загородный дом.
Доминантная Кэрол иллюстрирует собой худший стереотип еврейской матери: она сватает своей дочери пятидесятилетних мужчин, практически насильно заставляет ее носить «сексапильную» одежду и наблюдает в примерочной за тем, как Джастин надевает трусы.

Еврейство Барри – в его тоске по тому, что могло бы случиться в его жизни, но не случилось. Он находится в постоянном вудиалленовском клинче с действительностью: ему кажется, что он мог жить куда более интересной жизнью. Его совершенно не устраивает участь винтика в большой офисной машине, но, даже потеряв работу, он все равно возвращается обратно в мир менеджеров – пусть это не маркетинг, а реклама, но любая каторга стоит того, чтобы Джастин пришла обратно.

Не думайте, пожалуйста, что мисс Шифф – законченная bitch, бросившая любимого мужчину в самый тяжелый момент. Просто она устала от неопределенности, а Барри надо было потерять работу, чтобы решиться предложить ей руку и сердце «над щербатой тарелкой с творогом, в котором торчал чей-то волос».

За время их расставания Джастин умудряется переспать с подчиненным, испытать стандартный для женских романов опыт задержки менструации, сломать три ноутбука за два дня, практически потерять работу и похоронить бабушку. Даже церемония прощания превращается для этих манхэттенских евреев в гламурное шоу:
Гроб был очень маленький и белый, на нем лежали розы. Раввин говорил вибрирующим баритоном, который ему самому, без сомнения, очень нравился… Целый пир, даже обильнее, чем вчерашний, ждал их в столовой. Еда и цветы переполняли кухню.

Барри и Джастин опять съезжаются вместе – в этот раз уже всерьез и надолго. Джастин даже оставляет свои страхи по поводу постоянства и нормальности Барри:
И все-таки, когда он был усталый, когда болел, когда сидел и работал, уткнувшись в расстеленные на кофейном столике таблицы, он казался таким надежным, таким благопристойным.
«Ты из тех, кто протянет мужчине влажную салфетку в падающем самолете», – говорит Барри Джастин. Если комплименты оценивать по десятибалльной шкале, этот тянет на сто, а то и двести.
Только вот проблема в том, что не бывает таких мужчин и женщин. Даже если они и существуют по отдельности, то вместе их может свести только падающий самолет. Но если сведет, то не дотянет из последних сил до земли, а взмоет вверх и никогда не вернется, потому что ангелы не предназначены для земной жизни.
Именно поэтому эта книга – лучшая из всех современных еврейских сказок.