Сидя в Сионе, сиречь в Иерусалиме-городе, трудно удержаться от символического восприятия всего сущего. Даже полицейский у нас символичен, даже удод эмблематичен, даже драный помоечный кот означает нечто большее, нежели... Что уж говорить о заведомо архетипических фигурах. Я бы именно эту страсть к символическому прочтению и назвал подлинным иерусалимским синдромом.

Вот, например, арабские рабочие из столичного муниципалитета, стоя на лесенках-стремянках, развешивают к празднику израильские национальные флажки; вот кто-то почувствовал себя нехорошо после последней сводки новостей – и уже карета скорой помощи несется по улице; вот посланцы мира из Китайской Народной Республики явились к нам на лунный Новый год и навесили на себя стандартные израильские магендавиды на цепочках. Голубые, красные, серебряные – знакомые гексаграммы мелькают здесь, в городе царя-псалмопевца, на каждом шагу.

В том или ином виде эти обобщенные цветки то ли лилии, то ли граната веками и тысячелетиями вплетались в еврейские и нееврейские орнаменты, чего только не украшавшие, зачастую вперемежку с пятиконечными звездами и свастиками. Согласно Гершому Шолему, пятиконечную звезду в Средние века тоже называли звездой Давида. И уж во всяком случае, пентаграмма в качестве официальной печати Иудейского царства встречается уже в период Первого храма – задолго до появления у наших предков гексаграммы. Чаще ее, правда, называли звездой Соломона. (Впрочем, так не раз называлась и гексаграмма!) Но пятиконечную звездочку мы лучше оставим в стороне, не то залезем в такие дебри, из которых вовек не выбраться.

В христианской культуре орнаментальное изображение гексаграммы встречается довольно часто. Достаточно зайти в Музей Израиля, чтобы полюбоваться византийским «магендавидом» в мозаике церковного пола, раскопанного в Кафр Макр, в Западной Галилее. Очень часто шестиконечная звезда встречается в исламской орнаментике – за примерами также не обязательно далеко ходить: ее можно найти непосредственно на средневековой турецкой стене Иерусалима – на Новых воротах.

Существует древняя игра, так называемые китайские шашки, на доске в форме шестиконечной звезды. Игроки располагают свои шашки в одном из внешних треугольников и стараются переместить их в один из противоположных, двигаясь через внутреннее поле и перепрыгивая через ранее занятые позиции. Эта игра была известна уже римским легионерам, о чем свидетельствует рельеф на одном из камней крепости Антония, раскопанной в Иерусалиме.

В Индии и Непале (где шестиконечная звезда до сих пор украшает королевский штандарт) эта фигура с древнейших времен символизирует гармонию между духом и материей. Лотос с шестиконечной звездой внутри обозначает сердечную чакру человеческого тела – центр, соединяющий три нижние, «материальные» чакры и три верхние, «духовные».

Доктор Ашер Эдер в своей книге The Star of David (Jerusalem, 1987) приводит цитату из письма, полученного им от американского «Медитативного общества Солнечный Луч» 20 мая 1983 года:

Двойной треугольник – основной концепт коренных жителей Америки. Он воплощает в физической форме созидательные энергии творения, берущие свое начало в свете или в огне, мудрость «что вверху, то и внизу» […], единство духа и материи, земли и неба… Он также символизирует клан, социальную форму, посредством которой мы осознаем себя группой, работающей совместно ради всеобщего блага.

Итак, перед нами два равносторонних треугольника, перемагендавидивающиеся, чтобы не сказать «перекрещивающиеся». Начнем с треугольника – простейшей в планиметрии фигуры, обладающей углами. Число три и треугольник в мистике символизируют разнообразие возможностей, возникших в результате превращения Одного в Два: один Творец создал эти возможности актом творения. Мудрецы Талмуда утверждали, что творение – не одноразовый акт, завершившийся в далеком прошлом, но продолжающийся процесс: «Господь возобновляет творение ежедневно». Именно это заложенное в творении возобновление и обеспечивает существование и эволюционное развитие нашего мира. Таким образом, выражая эту идею графически, мы к обозначению Творца и его творения двумя точками должны будем прибавить и третью, находящуюся вне прямой, соединяющей две первые. Это даст нам в соединении треугольник, глядя на который мы станем умиляться гармоничному соотношению между Творцом, творением и возможностью развития.

Не станем надолго задерживаться на числе три. В конце концов, всякому давно известно, что Бог любит троицу: от прошлого, настоящего и будущего, через протон, нейтрон и электрон или, скажем, твердое, жидкое и газообразное агрегатные состояния (они же любимые алхимические элементы: земля, вода и воздух, ибо огонь есть не что иное, как процесс энергетического обмена) до трех братьев – бедняка (он же дурак), середняка и кулака (еврейские варианты: праведник, серединка-на-половинку и грешник или коэн, леви и исраэль). Ясно, как день, что на треугольнике всё и построено. Так что не станем прибегать к гегелевским тезе, антитезе и синтезу. Но один треугольник – это только несбалансированный порыв, то ли в небеса, наподобие Вавилонской башни, то ли в совершенно противоположном направлении, а нам во всем требуются гармония и равновесие.

И вот, переходя от одного треугольника к двум, формирующим интересующую нас фигуру, давайте сначала прибегнем к святому языку. Вот какая интересная картинка получается при пересечении двух слов: איש (мужчина) и אשה (женщина). י и ה, в которых и состоит всё различие между этими словами, выражают соответственно напористое мужское и восприимчивое женское начала и образуют вместе слово יה – Бог. Если из отношения полов исключить יה, то останется только אש – огонь. Библия рассказывает нам, любознательным, как Бог сотворил человека: «Мужчину и женщину – сотворил Он их» (Быт 1:27), и дальнейшее разделение нашего андрогинного организма отнюдь не избавило нас от тяги к гармоничному воссоединению. Вот вам и магендавид!

Увлеченные принципом полярности, восхищенные единством и борьбой противоположностей, идем дальше. Можно обозначить человеческую природу следующей гексаграммой из двух треугольников: дух-интеллект-чувство и мысль-речь-движение. Но это еще только цветочки. Дух и материя в идеале вовсе не противоречат друг другу, даже если нередко нам нелегко это осознать. Их можно рассматривать как два полюса магнита, находящихся в сбалансированном противостоянии, необходимом для всякого жизнедвижения. И этому тоже учит нас гексаграмма. Кое-что, хоть и крайне мало, мы узнаем по ней даже о самом Творце – ну хотя бы о его непознаваемости. Он, конечно, имманентен своему творению (говоря попросту, присутствует в нем), но также и трансцендентен (то есть находится вне его, где-то за его пределами). Если мы примем за наш сотворенный мир среднее поле магендавида, то выходящие за его пределы треугольники будут обозначать те аспекты божества, которые остаются за пределами нашего понимания.

Вот перед нами схема отношений человека с Богом. Как пел псалмист (традиция утверждает, что это был Давид, сын Ишая, лично):

Сзади и спереди Ты объемлешь меня…Удивительно знание для меня – не одолеть мне его. Куда уйду от духа Твоего и куда от Тебя убегу? Поднимусь ли в небеса – там Ты (1), постелю ли в преисподней – вот Ты (2)! Возьму ли крылья утренней зари (3), поселюсь ли на краю моря (4), и там рука твоя поведет меня и держать меня будет десница Твоя. И скажу я: только тьма скроет меня (5), и ночь – свет для меня (6)! Но и тьма не скроет от тебя, и ночь, как день светит, тьма – как свет.
(Псалом 139)

Кому и знать, как не нашему псалмопевцу, в честь которого, видимо, и названа гексаграмма. Устная традиция утверждает, что гексаграмма была начертана на щите Давида, о котором-де сказал пророк Исайя (11:20): «И выйдет отросток из ствола Ишая… и снизойдет на него дух Господень, дух мудрости (1) и понимания (2), дух совета (3) и силы (4), дух знания (5) и боязни Господа (6)». Тот же самый символ может представлять и отцов-основателей. Первые шесть из них: Авраам, Ицхак, Яаков, Йосеф, Моше и Аарон внесли свой вклад в создание народа-богоносца, пардон, богоборца, но именно седьмой – Давид, помещенный в центр звезды, соединил эти доли, основав монархию и Град-Сион. Так или иначе, она связана с самим именем Давид, которое состоит из двух букв «далет», в древнем, довавилонском написании – треугольник (сохранившийся в греческой «дельте»), между которыми находится «вав» – соединительный союз. Таким образом, наша гексаграмма – наиболее простой и выразительный символ этого имени. В этом качестве она постоянно использовалась лже-мессией Давидом Альрои в XII веке, сделавшим её символом собственного рода. Гексаграммы перед именем Давид многочисленны на средневековых могильных памятниках в Италии и Испании. А надгробие немецкого рабби XVII века Давида Ганса на пражском еврейском кладбище снабжено эмблемой-ребусом, на которой гусь взгромоздился на вершину магендавида (gans по-немецки – «гусь»).

Великое множество всяких удивительных закономерностей проследили еврейские умы, рассматривая магендавид, и об этом написаны горы литературы. Но мы, как всегда, скачем галопом по хронотопам. Просто упомянем еще несколько толкований.

Сколько ни верти шестиконечную звездочку, ее форма не изменится, и верх может меняться местами с низом без малейшего напряжения, но из чистой скромности примем нижний треугольник за человека, а верхний – за Господа. Вот человек «из теснины» тянет две руки к Богу. Одно из этих щупалец-лучей составляет наше злое начало, неизбежное при наличии доброго, ограниченный верхней горизонтальной планкой персональных возможностей, бедняга никогда не дотянется до своего творца. Но не все потеряно, ибо тот, со своей высоты простирает вниз, навстречу патетичному чаду свои две руки – меру суда и меру милосердия. Встреча, быть может, состоится в поле пересечения.

Если мы примем шесть внешних треугольников за шесть дней недели, то в срединном поле получим объединяющую их субботу, имеющую особый статус, а за пределами этого ограниченного временными границами мира разглядим восьмерку вневременной бесконечности – «день восьмой». Чем нам памятен день восьмой? Совершенно верно: на восьмой день еврей вступает в бессрочный завет с Богом.

Кроме того, два пересекающихся разнонаправленных треугольника как нельзя более удачно выражают идею единства нижнего и верхнего Иерусалима.

А теперь попробуем настроиться на эйкуменистический лад и скомпонуем три пересекающиеся ромбика, символизирующие три мировые монотеистические религии. Условимся, что верхний угол каждого будет представлять духовный аспект религии, нижний – ее ритуальную составляющую, а центр, золотая середина – моральную сущность. В результате мы получим ужас до чего гармоничный и прекрасный во всех отношениях символ единства, имеющий, опять-таки, форму нашей дорогой гексаграммы. Так что зря иорданские власти отпилили в свое время от магендавидов хевронской гробницы Ривки и Ицхака по две вершины. Напрасно израильские арабы не спешат солидаризироваться с «чужим национальным символом». Ничего, мы уже знаем, какой символ будет красоваться с наступлением мира во всем мире в его столице – городе-герое Иерусалиме, в полном согласии с видением пророка:

Пред ним стоят серафимы; шесть крыльев, шесть крыльев у каждого: двумя прикрывает он лицо свое, и двумя прикрывает он ноги свои, и двумя летает. И взывал один к другому, и сказал: свят, свят, свят Господь Воинств, вся земля полна славы Его!
(Ис 6:2-3)
Троекратное «свят», естественно – голоса каждой из трех религий. Заметим, что Готхольд-Эфраим Лессинг в «Натане Мудром» преподносит ту же самую идею в притче о трех кольцах.

Ах, как хочется закончить рассказ о гексаграмме на этой разлюли-малиновой ласковой ноте! А почему бы, собственно, и нет? Совсем нереалистично? Зато весьма графично и потому убедительно. Пожалуй, я так и поступлю. Решено! Надеюсь, буддисты меня простят. Они вообще люди покладистые, в отличие от нас.

Еще о магендавидах: 17 фактов