Завтра
Режиссер: Андрей Грязев
Конкурс документального кино 34 ММКФ

Члены арт-группы «Война» Вор, Коза и Леня Ебнутый написали письмо на имя программного директора ММКФ Кирилла Разлогова с требованием запретить показ фильма «Завтра» на фестивале, потому что режиссер использовал видеоматериалы из личного архива «Войны» без согласия арт-группы. Режиссер фильма Андрей Грязев уверяет, что этот протест — пиар-акция. И согласие на съемку он получил, и фильм «Войне» понравился, особенно Козе, и вообще он полтора года снимал то, что делает «Война», смонтировал им кучу видео, и теперь, как ему кажется, им просто обидно, что они теряют личного документалиста.

Грязев — автор трех полнометражных неигровых фильмов. Первый, «Саня и Воробей», о двоих гастарбайтерах посреди московской пустыни, заслуженно получил в 2009 году гран-при «Артдокфеста». Второй, «День шахтера», продолжал историю «Сани и Воробья», но тут Грязев был уже не восторженным режиссером-дебютантом, а кем-то вроде заезжего профессора: смотрите, батенька, экая тут у них разруха. Герои, в «Сане и Воробье» почти друзья режиссера, в «Дне шахтера» напоминали скорее подопытных. В «Завтра» герои — подследственные, так и не доказавшие возвышенному Грязеву, что они не идиоты.

«Война», по фильму Грязева, это хулиганы, люди неприятные, глупые, истеричные, самовлюбленные, недоигравшие в детскую «войнушку». Охотно верю. Тогда зачем снимать о них фильм? И почему эти люди считают себя художниками? Из фильма непонятно. Почему они получают премии? — сам удивляюсь. Почему они вообще появились? — неинтересно. Можно ли здесь говорить об искусстве, политике, пиаре, культуре, маске художника? — а никто и не пробовал. Они воруют продукты в магазинах, ставят подножки гастарбайтерам, делают ребенку портянки из полиэтиленового пакета и подбирают ему одежду на помойке. Почему? — Грязев не спрашивает, «Война» не отвечает. Но, правда, из фильма очевидно, что Вор с Козой любят и ребенка, и друг друга. Когда Вора выпускают из тюрьмы, Грязев совершенно невинно монтирует голливудское кино о воссоединении семьи на Дворцовой площади, разрушая тем самым остатки иллюзии о том, что он показывает «правду».

Режиссер упустил потрясающую возможность — он полтора года снимал то, что делала «Война» (пусть даже эти люди показывали ему только то, что хотели показать), — и не смог составить о ней никакого представления. Сейчас герои Грязева явно ему мешают. Даже, судя по интонациям во время интервью, как-то обижают, что ли. Не тем, что они пишут письма Разлогову или ругают фильм «Завтра», а просто тем, что они оказываются сложнее фильма, и вообще — живут. В фильме они не живут, а перескакивают из эпизода в эпизод.

У Грязева во всех фильмах есть простодушный проводник, невинное существо, которое не хочет или не может понять, что творится вокруг. В «Сане и Воробье» это был Воробей, безработный Форрест Гамп. В «Дне шахтера» его место занимал Саня, который, как мог, выживал в городе-призраке. В «Войне» герой-Кандид — это Каспер, годовалый сын Козы и Вора, бесконечно спрашивающий: а где папа? «Папа в тюрьме», — терпеливо отвечает Коза. Пока родители тренируются, переворачивая легковушки, Каспер крутит игрушечную полицейскую машину (режиссер даже с зачаточным чувством стиля выкинул бы этот кадр не раздумывая; не удивлюсь, если Грязев специально дал Касперу машинку). Каспер, по легенде, сочиненной самим Грязевым, закатывает мячик под мусоровоз, и «Войне» приходится переворачивать машину, чтобы этот мячик достать. Не «Дворцовый переворот», а детские игры.

Но в сюжет о простодушном Каспере никак не лезет, простите, гигантский член на мосту, встающий в финале фильма. А в историю идиотов-родителей никак не встраивается здоровый и умный Каспер. А в рассказе о детских шалостях нет места международным премиям. Если же считать простодушным рассказчиком самого Грязева, то надо убирать из фильма откровенно постановочные эпизоды. В общем, с какой стороны ни посмотри, фильм разваливается, сам себя не понимает, надеется, что скандальные герои — уже сюжет.

Но главная проблема Грязева в том, что герои ему не интересны. В интервью он говорил, что его отношение к тому, что делают эти люди, изменилось в процессе съемок. Эволюция режиссерского взгляда могла бы стать отдельным и очень сильным сюжетом для документального фильма. Но это может сработать только у очень умных, смелых и тонко чувствующих режиссеров. У Грязева получился набор мятых плакатов, на которых изображены неприятные люди. Воровать нехорошо. Материнство хорошо. Арестовывать нехорошо. Детей надо любить. Старикам надо помогать. Полиция злая, злая. Абыр, абыр, абырвалг.

В поисках Шугармена/Searching for Sugarman
Режиссер: Малик Бенджеллул
Конкурс документального кино 34 ММКФ

Если бы фильм Малика Бенджеллула «В поисках Шугармена» был игровым, его надо было бы запретить просто из любви к кино. Сопливейший голливудский сюжет, неубедительная игра с мифологией и массовым сознанием, музыка неуместного протеста, недокрученный детектив, сахарные потоки оптимизма. А он документальный.

Невозможно поверить, но все это действительно произошло: в конце 60-х — начале 70-х был такой рок-музыкант Сиксто Родригес, жил в мрачном рабочем Детройте, выпустил два альбома. На его концерты мало кто приходил, альбомы не раскупались, и он исчез. На одном из концертов облил себя бензином и поджег. Нет, допел последнюю песню, достал из кармана пистолет и выстрелил себе в голову. Нет, растворился в сточных водах Детройта. Но страшная детройтская сказка на этом не закончилась: какая-то американка привезла альбом Родригеса своему любовнику в ЮАР. И оказалось, что «Блюз истеблишмента» или «Хотел бы я знать, сколько раз ты занималась сексом» — это песни мощнейшего, ураганного протеста, голос борьбы против апартеида. Альбом подпольно переписывали, переиздавали, эти песни запрещали, их знали наизусть, в ЮАР Родригес был популярнее Элвиса, хотя в Америке о нем все давно забыли. И вот в 90-е один южноафриканский музыкальный журналист захотел написать статью о том, как же все-таки на самом деле умер Родригес.

Дальше — детективная история с поиском наследников, расшифровка кодов в текстах песен, разговоры с экспертами и сентиментальные воспоминания музыкальных продюсеров пенсионного возраста. Автор действует неуклюже, он зачем-то разбавляет интервью мультфильмами, теряет сюжетные линии, слишком беспокоится о деньгах, не может свести концы с концами. Но сама жизнь музыканта Родригеса — это сюжет такой силы, что можно просто встать перед камерой и рассказать ее спокойным голосом и публика сойдет с ума и отдаст такому фильму все призы зрительских симпатий («Шугармен» уже получил несколько).
Потому что это фильм о чуде. Два года назад, двадцать лет назад, пять тысяч лет назад вы что-то сказали и забыли; вы уверены, что на другом конце света на эти слова не молятся до сих пор?

Это фильм о параллельных вселенных. «Сколько пластинок Родригеса было продано в ЮАР?» — спрашивает автор у кого-то из южноафриканских музыкальных продюсеров. Тот мнется: «Ну-у, сложно сказать, ну, полмиллиона…» — «Сколько копий первого альбома Родригеса было продано в США?» И американский продюсер первого альбома Родригеса немедленно отвечает: «Шесть».

Это фильм о страсти. Если вы что-то любите, кричите об этом, только так вы увидите чудо. Но это и фильм о бесстрастии. Если вы что-то делаете, не ждите признания. Молчите. Делайте.

И еще это фильм обо всех живых, сильнейшее, почти религиозное переживание, фильм-рай, кино о мире, каким он должен быть. Каким? Вот, слушайте: Элвис похудел, живет в Мексике, делает сахарные черепа для туристов. Виктор Цой где-то в корейской котельной ворошит уголь, пишет роман, иногда дает квартирники для своих. Сергей Курехин водит сияющие корабли по черно-белому морю, играет подводную музыку. Егор Летов продолжает писать саундтрек к новейшим временам, долгая счастливая жизнь, такая долгая счастливая жизнь. Пушкин выжил, ест сушеную морошку, марает бумагу. Раз в полгода выходит на сцену, и его сметает рев ста тысяч фанатов: «Не мысля! Гордый! Свет! Забавить!» Следующее выступление послезавтра. Да, жив до сих пор. Нет, смерти нет.