Нью-Йоркский кинофестиваль — событие скорее локальное. Здесь нет жюри, не раздают призов. Фестиваль в Нью-Йорке — что-то вроде ретроспективы лучшего, что произошло в мировом кино за прошедший год. И сам факт показа фильма на фестивале если не гарантирует, то сильно способствует выходу в американский прокат.

Нью-Йоркский кинофестиваль — локальное, но событие. Основные мероприятия локализованы в Линкольновском центре искусств в Верхнем Вест-сайде, в месте наибольшей концентрации еврейской интеллектуальной элиты Нью-Йорка. В очереди в кассу и в толпе искателей лишних билетиков количество вудиалленовских персонажей зашкаливает. Через неделю-другую те же самые фильмы будут крутить в полупустых залах. Казалось бы, можно подождать, но каждый год — та же картина, те же очереди в кассу. Смотреть кино вне фестиваля — уже не то.
Помимо «Священных моторов» Каракса больше всего в этом году обсуждали два израильских фильма. Один из них — дебютная работа Рамы Бурштейн «Заполнить пустоту». Ортодоксальная еврейка, переселившаяся из Америки в Израиль, она закончила там киношколу и рассказывает о жизни ортодоксальной общины Тель-Авива. Другая израильская картина «Привратники» построена в виде интервью с шестью бывшими руководителями израильской разведки и стала, наверное, самой политически спорной документальной премьерой года.

Но об этих картинах уже писали достаточно, поэтому мы поговорим о параллельной программе, картины которой вряд ли кто-нибудь увидит.
Покидая свой пост после бессменного 25-летнего кураторства, директор фестиваля Ричард Пенья решил посвятить его выдающимся режиссерам. На фестивале демонстрировались документальные фильмы о Кассаветисе и Иоселиани, Ромере и Ферраре, Мельвиле и Шанталь Акерман и многих других.

На сцене пожилая, крепко сбитая женщина с очень стройными ногами. На ней мужского покроя пиджак и юбка чуть выше колен. Маленькие колючие глаза. Суровое, полное, грубоватое лицо. Такие лица бывают у членов парламента от партии власти. Великая Лив Ульман представляет новый документальный фильм «Лив и Ингмар».

Картина молодого и, по-видимому, не очень талантливого индийского режиссера Дираджа Аколкара снята без особых затей. Ульман читает отрывки из своей мемуарной книги. На экране кадры из бергмановских фильмов перемежаются архивными фрагментами и суровыми пейзажами острова Фаро (здесь Бергман прожил пять лет сначала вместе с Ульман, а потом и большую часть своей жизни).

Здесь он снимал «Персону». На одну из двух главных ролей пригласил никому не известную актрису. Здесь начался их роман. Здесь Бергман построил их общий с Лив дом. Он запер ее на этом острове, как чудовище красавицу. Ульман могла покинуть дом только для съемок. Раз в неделю он отпускал ее на часовую прогулку и всякий раз ждал у ворот с часами в руках.

Отсюда Лив Ульман вырвалась через пять лет совместной жизни, состоящей из непрерывных взаимных мучений. Это стало едва ли не самым радостным событием в ее жизни. Однако в следующие 40 лет Лив много раз возвращалась на остров ради новых съемок. Летом 2007 года Ульман прилетела на Фаро, чтобы проститься с умирающим Бергманом.

За свою длинную творческую жизнь она работала со многими режиссерами, играла в Голливуде и на Бродвее, сама сняла несколько фильмов, один из которых — по сценарию Бергмана — очень даже неплох. Но в истории кино Ульман навсегда останется любимой актрисой Бергмана. «В конце жизни он сказал мне, что я его Страдивари, — говорит Ульман в фильме, и гордость мешается с кокетливым недоумением. — Странно быть чьим-то Страдивари. Даже если этот кто-то — Ингмар...» Дальше — классическая музыка и титры.

Это история отношений Художника и Музы глазами Музы. Отношения были долгими, сложными и продуктивными, что иллюстрируется кадрами из бергмановских шедевров. Хочется бежать из кинозала как можно скорее, но что-то приковывает к креслу. Лицо Лив Ульман, крупные планы. Не те, что у Бергмана, а те, что снял Аколкар. Вот это умное, волевое крестьянское лицо с недобрым взглядом.

Ульман навязчиво повторяет слово «защищенность». Раз двадцать за фильм она говорит о том, как необходимо ей это чувство и какой незащищенной она чувствовала себя с Бергманом. И каждый раз, когда слышишь это слово, видишь близорукие, всегда немного испуганные серо-голубые глаза с рыжими ресницами. Совсем обнаженные глаза — Лив Ульман в «Персоне», «Сценах из супружеской жизни», «Зимнем свете», «Осенней сонате»; самые незащищенные на свете — они сделали Ульман той самой «Лив Ульман», любимой актрисой Бергмана.

И оказывается, что ты сидел в кинозале, чтобы увидеть, как эта женщина сбрасывает железный панцирь в присутствии Бергмана. Она была его и только его Страдивари. А фильм Аколкара следовало бы назвать «Лив без Ингмара»: металлический взгляд, бронированное лицо. Судя по мемуарам актрисы, живую, настоящую Лив Бергман всю жизнь побаивался.
В финале Ульман, вспоминая последние минуты Бергмана, роняет скупую слезу. И в этот момент на секунду видишь... Нет, показалось. Великолепная актриса.

Кино стоит смотреть, если оно что-то добавляет к реальности. То, что мы называем искусством, и есть добавочная стоимость. Но иногда кино создает эту добавочную стоимость, даже не будучи искусством ,— так «Лив и Ингмар» работает вопреки намерениям своих создателей.

Документальный фильм Марины Зенович «Чужой среди своих» (Odd Man Out) — продолжение вышедшей в 2008 году картины «Роман Полански: разыскиваемый и желанный». Добавочная стоимость этих двух картин такова, что лучше бы их не было вовсе.

В 2008 году Марина Зенович решила снять фильм о судебном процессе тридцатилетней давности по нескольким причинам: она как раз жила в Лос-Анджелесе, у нее не было идей для очередного фильма, а ее отец был калифорнийским сенатором, что обеспечивало доступ к таким людям и документам, куда простым смертным ходу нет. История Полански к тому моменту уже основательно забылась и к 2012 году окончательно превратилась бы в Историю — если бы не цепочка событий, невольно раскрученная Зенович.

В 1977 году Полански был арестован в Лос-Анджелесе по обвинению в изнасиловании тринадцатилетней девочки. В ходе переговоров между защитой и обвинением Полански признал свою вину по одному из шести пунктов обвинения (незаконный секс с малолетней). В обмен на признание судья обещал ограничить его наказание 90-дневной психологической экспертизой в калифорнийской тюрьме. Отсидев 42 дня, Полански досрочно вышел, полагая, что он расплатился с обществом. Однако выяснилось, что у судьи другие планы и вопреки договоренности процесс будет продолжен. Перепуганный Полански немедленно бежал во Францию, чтобы больше никогда не возвращаться в Соединенные Штаты.

К 2008 году, когда Зенович начала съемки, произошло несколько важных событий. Судья, ведший дело Полански, умер. Саманта Геймер, жертва, получила от режиссера крупную сумму денег и отказалась от иска. Сам Полански завоевал каннскую «Золотую пальмовую ветвь» и «Оскара» за «Пианиста» — фильм о Холокосте, почти такой же популярный в Америке, как «Список Шиндлера». На вручение «Оскара» Полански, понятно, приехать не мог. И хотя он комфортно жил во Франции и свободно перемещался по миру, ситуация с закрытой для него Америкой была ему явно не безразлична.

В «Разыскиваемом и желанном» Зенович представила интервью с несколькими участниками обвинения, никто из которых не отрицал, что в процессе переговоров судья нарушил закон. Собственно, в этом и состояла вся юридическая ценность фильма. Художественная ценность отсутствует, а этическая составляющая весьма сомнительна. Фильм заканчивался записью торжественной церемонии приема режиссера Полански в члены французской Академии. Так можно было бы снять фильм о процессе Бродского и закончить его вручением Нобелевской премии; впрочем, процессы Полански и Бродского все-таки очень разные процессы. Небрезгливые желающие узнать, что конкретно Полански делал с тринадцатилетним ребенком, могут обратиться к этому документу.

После выхода фильма адвокаты Полански обратились в суд Лос-Анджелеса с просьбой закрыть дело. Они ссылались на нарушения, допущенные в ходе процесса, чему доказательством было кино Зенович, но, похоже, забыли, что в некоторые субстанции не следует вляпываться, тем более дважды. Прокуратора, видимо имея в виду это правило, все тридцать лет не слишком-то добивалась выдачи Полански. Но ситуация изменилась. На дворе другая эпоха. То, что 30 лет назад могло сойти за невинную шалость гения, теперь называется страшным словом «педофилия», борцы с которой могут рассчитывать на солидные политические дивиденды. О Полански «вспомнили».

29 сентября 2009 года 76-летний Роман Полански по требованию американской прокураторы был арестован в Швейцарии, куда приехал на местный кинофестиваль для получения очередной почетной награды. Пару месяцев он провел в швейцарской тюрьме, затем еще полгода под домашним арестом. В конце концов швейцарский суд провозгласил его «свободным человеком» и отказал американцам в выдаче. Обо всех этих событиях и рассказывает второй фильм Марины Зенович.
История эта разворачивалась на глазах у всего мира, освещалась даже слишком широко и успела здорово надоесть. Марина Зенович на этот раз не получила доступа ни к Полански, ни к его жене, ни к адвокатам, ни к прокурорам.
Большую часть материала использовало телевидение. В сущности, Зенович пришлось делать второй фильм просто потому, что она сама заварила эту кашу.

В картине, впрочем, есть оригинальная конспирологическая теория, объясняющая странную податливость швейцарцев. Почему власти нейтральной Швейцарии так легко пошли навстречу американцам, вызвав международный скандал и протесты культурной общественности всего мира, не говоря уже о реакции собственной интеллигенции? У Полански была вилла в Швейцарии, он приезжал сюда несколько раз в год. Зачем же потребовалось арестовывать знаменитого режиссера во время фестиваля, да еще у трапа самолета?

Зенович связывает это со скандалом с швейцарским банком UBS, происходившим в это же самое время. Незадолго до ареста Полански американское правительство потребовало у швейцарцев раскрыть информацию о 52 000 счетах американских граждан, которые при помощи UBS скрывали свои доходы от налогового управления. С точки зрения Зенович, Полански стал разменной монетой в большой финансовой игре. Впрочем, никаких доказательств она не приводит.
И еще один фрагмент если не доставляет эстетического удовольствия, то как минимум радует. Снят он не в зимней заснеженной Швейцарии, а на солнечных Гавайских островах. Здесь живет жертва Полански Саманта Геймер вместе с мужем и детьми. Она — единственный живой и интересный персонаж фильма. Вообще, стоило бы назвать картину «Саманта и Роман». Как ни крути, уже тридцать пять лет этим отношениям.

Саманта — очень полная энергичная женщина с громким голосом. Вскоре после урегулирования финансовых вопросов с великим режиссером Саманта Геймер купила два дома на Гавайях. Один — для своей семьи, другой — для мамы. Она долго и с удовольствием отвечает на вопросы Зенович, говорит, что во всей этой истории Полански — последний человек, к которому у нее остались претензии. Молчаливый, но, кажется, довольный собой и жизнью муж иногда выглядывает из-за ее широкой спины и улыбается идиотской счастливой улыбкой.

Еще счастливее выглядит мама Саманты. Это она когда-то отправила дочь на фотосессию в пустующий дом Джека Николсона. Сейчас у нее собственный домик на Гавайях недалеко от дочки. Мама отлично сохранилась, до сих пор видно, что в молодости была красавицей. Вот она выходит на задний двор и широким жестом обводит живописный закат, зеленые холмы и несколько пальм на горизонте: «Это ли не рай?»
Еще бы. Бог даст, когда-нибудь все там будем.

Другая сторона кинофестиваля в Нью-Йорке
Открытия Америки — новые медиа на Нью-Йоркском кинофестивале