Всеобщий скепсис в отношении режиссерского дебюта Натали Портман не развеять ничем. Причины ясны: актриса, красотка — куда ей? Плюс классическая кинематографическая мизогиния: режиссура, якобы, не женская профессия. Никакие докторские степени и впечатляющий интеллектуальный бэкграунд этой лауреатки «Оскара» ничего принципиально не изменят. Да еще и читатели Амоса Оза добавят — мол, прозу такого уровня нечего переносить на экран. Хотя самому писателю проект нравится настолько, что он согласился сыграть роль «от автора» и появиться перед камерой в начале и финале фильма. Есть и другие люди без комплексов, рискнувшие вслух заявить о своем доверии дебюту Портман: на премьере в Каннах сидел Итан Коэн, ради этого пренебрегший конкурсным показом, и участвовал в пятнадцатиминутной овации. Кстати, зал был переполнен, но никто из него не ушел. Для Канн тоже редкость.
О чем и зачем эта вещь? «Повесть о любви и тьме» — прекрасный в своем традиционализме роман воспитания, с отчетливым национально-ностальгическим акцентом. Об особенной роли матери в жизни любого еврейского мальчика пишут и снимают сравнительно немногие (больше на эту тему сложено анекдотов), а этот фильм — настоящая ода матери, которую сама Портман играет чутко, умно, балансируя на тонкой грани между идеализацией и реализмом. По контрасту Гилад Кахана (он сыграл отца) предстает поначалу едва ли не карикатурой, но образ постепенно усложняется, углубляется, перестает казаться гротескным. В целом, «Повесть о любви и тьме» — о том, как две эти силы делают любой объект объемным, трансформируя схематизм детских воспоминаний в сложную структуру этических и эстетических оценок; они меняются по ходу взросления.
Этимология писательского «я» здесь неразрывно связана с появлением государства Израиль. Как архетипы предшествуют формированию личности, так многовековая история, отпечатанная на каждом камне послевоенного и все еще британского Иерусалима, определяет те страшные и (все-таки) волшебные годы.
