Чтец
США — Германия, 2008
Режиссер: Стивен Долдри
В ролях: Ральф Файнс, Кейт Уинслет, Жанетт Хайн

Прежде всего, сделайте мне красиво. Так красиво, как в романах Генриха Белля, так красиво, как в послевоенном обшарпанном дождливом Берлине. Покажите мне юного немецкого Антиноя, ученика классической гимназии. Поставьте мне рассеянный свет, очертите обнаженную блондинку — кондуктора трамвая, его первую наставницу в делах любви. Пусть она подтягивает чулок, словно на картине Дега. Сделайте кадр с низким солнцем, что пробивается из-за туч, отразите его лучи в тихой воде озера. Донесите до меня шум воды — капли дождя, блондинка под душем, юноша медленно ныряет в темную, прозрачную глубину.

Потом сделайте мне порочно, балансируя на грани дозволенного. Процитируйте «Лолиту» и «Любовника леди Чаттерлей», снимите несколько крупных планов блондинки с закушенной губой, стройных ног, закинутых вверх, рассыпанных по спине волос. Она старше его на двадцать лет, но кто считает, когда речь идет о золотистых локонах, о высокой груди и узкой, беззащитной спине.

Сделайте мне интеллектуально. Пусть он читает ей греческую классику и говорит на латыни, пусть, в конце концов, доберется до Чехова и комиксов про Тинтина. Это тоже культура. Блондинка любит, когда ей читают вслух, еще со времен войны. Только тогда она слушала другие голоса — заключенных концлагеря.

Потом, на суде, где блондинка будет сидеть на скамье обвиняемых, рядом с другими благообразными матронами — бывшими охранницами, бывшими членами СС, - про нее расскажут многое. И юноша, уже студент-юрист, выскочит с галереи для зрителей, куда их группу привел профессор, и вернется, не в силах отвести глаз от ее лица.

Разное говорили про блондинку — что у нее были любимчики, которых она подкармливала, целый кружок, собиравшийся после отбоя и читавший ей вслух. Потом, через месяц, она все равно отправляла их в газовую камеру и выбирала новых. Говорили, что именно она приняла решение сжечь заключенных живьем, когда на марше смерти в церковь, где они ночевали, попала бомба. Двери были закрыты, и блондинка приказала их не открывать: «Как бы мы смогли восстановить порядок, если бы заключенные разбежались?» - спрашивает она прокурора. Тот молчит, ибо сказать нечего.

Нечего сказать и ее бывшему возлюбленному, который знает, что блондинка не могла писать никаких рапортов начальству — она же неграмотна. Юноша молчит, и блондинка получает пожизненное.

Потом еще будет многое, но не будет одного - правды. Правда суха и безжалостна, у нее нет прекрасных голубых глаз, она не рыдает в церкви, как рыдала блондинка, слушая хор ангельски непорочных детей. Правда, к тому же, обычно некрасива.

«Чтец» - один из тех редких фильмов-обманок, в которых за высочайшим качеством продукции скрывается полная и отчаянная, почти вселенская пустота содержания. Вакуум. Zilch. Ничто, помноженное на ничто.

Здесь нет вины сценариста и режиссера. «Der Vorleser», «Тот, кто читает вслух другому человеку», книга Бернарда Шлинка, которая и стала литературной основой фильма, тоже, в общем-то, упражнение в искусстве избегания — как правды, так и лжи.

Подобный подход требует от автора редкого мастерства — истинной амбивалентности достичь сложно, в большинстве случаев настоящее содержание все же пробивается сквозь искусно разукрашенную оболочку шкатулки.

Однако в фильме даже эта самая шкатулка — тоже способ ничего не сказать. Единственная, кто выжил в том пожаре, ребенком прошедшая лагеря, принимает шкатулку из рук повзрослевшего мальчика и уничтожает последние следы блондинки внутри. Мальчик — теперь уже человек средних лет — сидит напротив холодной и холеной нью-йоркской дамы и, словно под ударами кнута, сжимается, слыша ее слова — о том, что нет прощения. Однако освобожденная от своего неприемлемого нутра, шкатулка остается — символ всего, что происходит на экране, пустота, сокрытая за красотой.

Она — как вода, которая ничего не смывает и ничего не скрывает, и бесконечные потоки ее затопляют весь фильм. Она — как глаза героев, не видящие и не желающие видеть ничего, кроме наружной прелести тел, взглядов, цветущих долин. Она — как слова, отданные главным героем на милость неграмотной красавицы, которая извратила и выпотрошила и его самого, и книги, и весь мир вокруг.

Его голос, начитывающий ей на кассеты всю мировую литературу — от Гомера до «Дамы с собачкой», - летит в пространстве, бесприютный, безнадежный, и разбивается о холодный, тяжелый взгляд старой женщины. Они встречаются перед самой ее смертью в тюрьме — и ты понимаешь, что эта уже седая старуха тоже ничего не забыла и ни о чем не сожалеет.

Остается только главный герой — вывернутый наизнанку еще в юности, тот, о кого блондинка вытерла ноги, тот, кто тоже не избежал ее указующего перста — отправляйся в мир мертвых, meine kind, присоединись к тем, кого я уже обрекла на небытие. И, не в силах сделать решающий выбор, мальчик, а потом мужчина, так и проведет весь фильм и всю свою жизнь — в безумном, жестоком лимбо, не в состоянии ни солгать, ни произнести слов правды.

Видимо, это удовлетворяет всех героев фильма — даже тех, кто, на первый взгляд, ищет истины и справедливости. И, наверное, теперь будет только так и не иначе — ведь тех, кто еще готов и способен рассказать правду, с каждым годом остается все меньше.

Так вот, оказывается, какое будущее нас ждет — великолепное, изысканное, блистающее мастерством, номинированное на «Оскар» и его получившее. Будущее ни о чем, будущее низачем, время, где нет — и с этим еще можно смириться — правых, но нет и тех, кто несет бремя вины. Нет преступления и нет наказания, нет ничего, кроме красоты — безмятежной и бесполезной.

О дивный новый мир.