Однажды полицейский, домушник, хороший сын, невеста, гей, транссексуал, грустная исландка и корейская бизнес-леди встретились у памятника Холокосту в Берлине. Звучит как начало анекдота — или как синопсис любого фильма сиблингов Вачовски.
Непонятно, как им всегда удается говорить о самом главном. Или о самом очевидном, но с таким пафосом, что оно начинает казаться самым главным. В те времена, когда девяностые раскрашивали себя придуманной кровью, Вачовски говорили о связи — женщины с женщиной, денег с деньгами, красного с белым. В фильме «Связь» люди истекали кровью в луже белой краски и подслушивали друг друга через красные стены и белые унитазы. Потом Вачовски одели мир в серый плащ с кунфуистским подбоем и объяснили, что никакой ложки нет, мы все находимся в матрице и только делаем вид, что живем. Тогда это было главное — «Матрица», порабощение, революция, перезагрузка. Потом мир разогнался еще больше, и Вачовски сняли быстрый и безжалостный ЛСД-заезд «Спиди-гонщик». Потом режиссеры скатились в нью-эйдж, — что, посреди всей этой свистопляски, может быть важнее глубокомысленной колыбельной нью-эйджа? Теперь главное — пансексуальность и бесплатный Wi-Fi. Ну что ж.
Можно не верить Вачовски и не любить их, можно смеяться над их затянутыми притчами об уборщицах — властителях Вселенной и Томе Хэнксе в разных обличьях. Но они снова и снова пытаются объяснить то, что им кажется очевидным: мир устроен очень просто, надо лишь подчиниться его ритму, и все будет хорошо.
«Восьмое чувство» — сериал о ритме и нейролингвистике, о сексе и, извините, начале прекрасной дружбы. Вачовски и Дж. Майкл Стражински, создатель сериала «Вавилон-5», решили сделать что-то, чего еще не было. Взяли себе в помощь еще троих: Тома Тыквера, с которым Вачовски работали над «Облачным атласом», Джеймса Мактига (ему они писали сценарий «V – значит вендетта») и Дэна Гласса (он работал с ними супервайзером по визуальным эффектам еще со второй «Матрицы»). И понеслось.
Начинается все с того, что Ангелика, ангел в белом, криворотая Дэрил Ханна, посреди заброшенной церкви вышибает себе мозги. Ангел-самоубийца своей смертью запускает цепочку новых перерождений: восемь человек в разных странах начинают ощущать себя единым целым. Они — восьмерка чувствователей, Sense8, сенсейты.
Здесь есть берлинский вор-медвежатник, паренек из клана русской мафии. Мексиканский актер, играющий героев-любовников. Чикагский полицейский, не до конца прояснивший отношения с отцом и с законом. Лесбиянка-трансгендер в Сан-Франциско, она высококлассный хакер. Водитель в Кении, работающий только ради того, чтобы добыть для мамы лекарства от СПИДа. Барышня из Бомбея, которая должна вот-вот выйти замуж, только ей совсем не хочется. Бизнес-леди из Сеула, чемпион темных драк. Диджей-наркоманка из Лондона, тоскующая по родной Исландии. Все они должны понять, что с ними происходит, почему они постоянно слышат чужой саундтрек, почему так болит голова, откуда на столе в офисе внезапно оказалась живая курица, почему так хочется взять зонтик, хотя сезон дождей еще далеко, и почему, почему они все видят какую-то женщину в белом.
Когда они поймут, что теперь навечно связаны друг с другом, мир изменится, и каждый из них сможет заменить любого другого в криминальном или любовном квесте. Надо подраться — зовем сеульскую кикбоксершу. Надо солгать — зовем актера. Надо выстрелить — полицейский нам поможет. Надо полюбить — возьмемся за части тела, друзья, чтоб не пропасть поодиночке.
Да, они могут не только разговаривать друг с другом, но и ощущать прикосновения. Лана Вачовски называет отношения героев пансексуальностью: все они чувствуют оргазм друг друга, а в какой-то момент герои, находящиеся в разных странах, переживают совместный сексуальный опыт. Трансконтинентальная групповуха.
Разумеется, в их новой жизни есть не только удовольствия, но и куча проблем, и главная — некий страшный злодей, который почему-то хочет сделать лоботомию Номи, трансгендеру (ее играет настоящий трансгендер Джейми Клейтон). Кроме того, у каждого из героев сложная судьба: кто в тюрьме, кто в слезах, за одним охотятся, другого вот-вот убьют, один скрывает свою гомосексуальность, другая подчеркивает свой особый пол (скользкий, подрагивающий страпон — едва ли не первое, что зритель увидит в фильме). В каждой серии — один основной герой, с ним и разбираются все остальные, помогая по мере сил.
Да, это схематично, да, однообразно. Но «Восьмерку» не зря кто-то сравнил с соцсетью. Эта чехарда героев напоминает ленту друзей, с их самолюбованием и криками о помощи, с их трогательными штампами и раздражающими откровениями. И посреди этой ленты — главный герой сериала. Не один из восьми, не вынужденный наставник новоиспеченных сенсейтов и не зловещий гипнотизер, зачем-то желающий погубить всю восьмерку. Главный герой — связь, матрица, то, что между людьми. То, что между постами и перепостами. Ритм.
Зритель, сидя перед экраном и поглощая эту ленту друзей, ощущает себя участником событий. Как в соцсети, нажимая кнопку “Like”, чувствуешь, что поучаствовал в чьей-то жизни. Но «Восьмое чувство», в отличие от фейсбучной ленты, — история с выверенным ритмом. Не зря один из режиссеров — Том Тыквер, ценитель ритмичных пробежек и навязчивых музыкальных повторов.
Каждому из пяти режиссеров достались отдельные локации: Вачовски снимали в Чикаго, Сан-Франциско, Лондоне и Исландии, Тыквер — в Берлине и Найроби, Дэн Гласс — в Сеуле, а Джеймс Мактиг — в Мехико и Бомбее. Все актеры обязательно приезжали в нужное место съемки, чтобы диалоги с далекими сокластерниками снимать натурально, без зеленого экрана. А потом весь этот цирк переезжал на другой конец света, и эстафета главной роли передавалась следующему артисту. Авторы говорят, что своеобразный национализм («Я представляю мою страну, так что буду выкладываться по полной») придал сериалу динамику.
«Восьмое чувство» — это история обострения всех чувств, история взаимопроникающих контекстов, а значит, она одновременно любовная, политическая и поэтическая. Нищета и коррупция третьего мира отзываются во всех остальных мирах, гендерное самоопределение рифмуется с семейными разборками. Звуки рассказывают о мире больше, чем хотелось бы знать: и диджею, девушке, живущей внутри орущей музыки, и медвежатнику, вслушивающемуся в щелчки сейфового замка. Любой junk food на улице становится чем-то важным, доказательством жизни, доказательством ценности вот этого мига. Надписи рисуют отдельную реальность: от кириллицы «Что посеешь, то и пожнешь» на могильном камне русского мафиозо до псевдоимени “Van Damn” на кенийском автобусе. Ну и главная надпись в фильме: бычара с татуировкой в половину лысого черепа, там надпись: «ПОШЕА НАХУИ».
Именно так, «нахуи». Вачовски всегда снимали и снимают оперу — все слегка преувеличено, слегка на взводе, слегка «пошеа нахуи»: не ошибка, а экзальтация. «Восьмое чувство» — эмпатическая опера. Сборник кривоватых клише.
У трансгендера плохие отношения с матерью (смешно, но эту героиню придумала не Лана Вачовски, сама трансгендер, а Стражински). В Африке, разумеется, СПИД. В Лондоне наркотики и музыка, в Чикаго — полицейские и врачи, в Индии танцуют и готовят. Есть и два подчеркнуто еврейских персонажа: старуха-психоаналитик из Сан-Франциско, дряхловатое дитя цветов, и перекупщик краденых бриллиантов в Берлине.
— Она умерла во время Холокоста? — догадывается его собеседник.
— Нет, она выжила, — отвечает еврей.
Не шутит. Герои Вачовски вообще шутят как в старших классах, прямолинейный юмор мексиканских сериалов и индийских мелодрам здесь можно встретить чаще, чем грустную иронию реального мира. Но и воспринимать героев всерьез невозможно.
Вот по Чикаго бегает полицейский боевик в поисках судебного триллера. Вот в Бомбее поет и танцует Болливуд. Вот в Найроби ищет лекарства для мамы трогательная криминальная трагикомедия о сыновьей любви. В Сан-Франциско выходит на гей-парад радужное авторское кино, а в Берлине страдает измельчавший «Крестный отец». Мексиканский сериал приходит на помощь полицейскому триллеру, индийская семейно-романтическая драма влюбляется в криминальный боевик.
При таком раскладе сериал оказывается и умным, и смешным, и захватывающим. И «пошеа нахуи» отлично вписывается в такую концепцию: это прибежало российское авторское кино, но быстро засмущалось.
