Человеческая натура такова, что любое путешествие, предпринимаемое нами, призвано удовлетворить две основополагающие страсти — узнавания и приобретения. Зачастую они сливаются в одно, но порядочный путешественник быстро научается их разделять и обходить стороной сувенирные лавки.

Но в одном месте на Земле даже самый искушенный исследователь теряет спокойствие. Скорее всего, дело в самом воздухе этого города, в морской соли и водорослях, смешанных с ароматом кофе и ванили, в гомоне птиц и людей, в звонках трамваев и шуршании миллионов подошв по стертым камням тротуаров.

Он весь белый, бронзовый, золотой, укрытый от людских взоров изгибами воды, так что непонятно, где здесь земля, а где — море. Он балансирует на краешке двух континентов — лучший и единственный мост между ними.

С моря город этот раскрывается во всей своей прелести, в мешанине охряных черепичных крыш, разноцветного мрамора, зеленых весенних холмов и низкого, просторного неба, словно шатром укрывающего весь город.

Бойкая волна пролива раскачивает лодку, с европейского берега тянет жареной рыбой, с азиатского — цветущим жасмином, и путешественник щурится, заслоняя глаза ладонью, стремясь разглядеть кого-то в пестрой толпе у причала.

Он еще не понимает, что здешние улицы и переулки не приспособлены для совместных прогулок — это город одиночек, которых лишь иногда сводит вместе, для того чтобы потом разбросать в разные стороны, на разные континенты – для бесконечных воспоминаний друг о друге:

...и мы словно вместе смотрим в темноту Стамбула, и когда вдруг начинает казаться, что между сном и явью я найду ее след, …, нас охватывают печаль и волнение. Потому что нет ничего более удивительного, чем жизнь.
Лучшее на земле место для расставаний, самой географией предназначенное исключительно к транзиту, к прекрасному, классическому маршруту — от знаменитого вокзала, где когда-то из роскошных вагонов «Восточного экспресса» выпархивали красавицы в шелках и мехах, последнего вокзала Европы, и до не менее известного базара, где начинается путь в Азию.

... под сводами бесконечно переплетающихся, подобно узору ковра или арабской вязи, мечетей, галерей местного базара, который и есть сердце, мозг и душа Стамбула. Это город в городе: это выстроено на века. Этого ни на Запад, ни на Север, ни на Юг не перенести.

Птицы щебечут в клетках, на прилавках — горы рахат-лукума нежных, пастельных цветов: светло-розовый, приглушенно-желтый, кремовый, — россыпи пряностей и специй, ковры, антиквариат, шум толпы, пахнет розами, миндалем, и кажется, что отсюда до сих пор уходят караваны на Восток – до края обитаемой вселенной и еще дальше.

Путешественник уходит с базара, нагруженный покупками, и смотрит вверх. Небо города наполнено птицами и шпилями, куполами и облаками, и таким же его видели тысячи лет все транзитные пассажиры — греки, французы, итальянцы, немцы, турки, евреи.

Многие из них остались здесь навсегда, став левантийцами, босфорскими немцами, евреями Турции.

Большая часть последних обосновалась здесь после изгнания из Испании, когда султан Баязет II послал к берегам Иберийского полуострова флотилию под командованием адмирала Кемаля Рейс-паши для того, чтобы перевезти евреев в Османскую империю.

Евреи поселились в Балате, на европейской стороне Стамбула, к югу от пролива Золотой Рог. Позже они стали переезжать в по-европейски элегантные районы Пера, Галата и Бейоглу. Здесь, рядом со старинной синагогой итальянских евреев, возвышается построенная в середине XX века флагманская синагога Стамбула — Неве Шалом. Ее стены серого мрамора и роскошные витражи переливаются в лучах медленно накрывающего город заката, сияющего над холмами европейского Стамбула.

К вечеру на Бейоглу ложатся лиловые сумерки, освещенные низкой, лежащей над Босфором луной и бесчисленными неоновыми вывесками. С Мраморного моря тянет свежий ветерок, тени спешащих стамбульцев исчезают в темных, уходящих вверх переулках.

Голос города не стихает даже ночью — мягкий шелест листвы, плеск волны, стук каблуков по камням, шорох шин по асфальту. Он действительно тот, кто никогда не спит. Не может уснуть, движимый одной лишь страстью, питаемый одним лишь желанием — непреодолимой любовью к самой жизни.

Не случайно греческое стимболи, давшее название городу, обозначает просто «в городе». В даунтауне. В единственном месте, где стоит дышать и жить.

Империя вкуса

Османское государство, подчиняя все новые и новые земли, всюду распространяло свою кулинарную культуру. Вместе с янычарами в Европу пришли кофе, сахарный тростник и культура, их объединяющая. Первое заведение, смоделированное по образцу лучшей в мире стамбульской кофейни Кива Хан, открылось в Италии в 1645 году. Но и наоборот, османская кухня вбирала в себя различные кулинарные традиции. Прихотливо перемешанные, они и составили основу высокой имперской кухни Стамбула — роскошные пилавы, изысканные сладости, все лучшее, что могла поставить на стол султанам покорная империя.

Однако кроме кухни султанских дворцов, существовала и процветала простая, ежедневная стамбульская еда — овощи с грядки, рыба из моря, масло из каменного пресса. Фаршированные баклажаны, морковь, айва, свежая баранина на гриле, золотистая шкурка рыбы в кристаллах крупной соли, сладкий кофе на мраморном столе.

Имам баялды — олицетворение этой кухни, блюдо, в котором несложные ингредиенты — баклажан, помидор, оливковое масло – превращаются в еду одновременно простую и прекрасную. Недаром название этого блюда переводится как «имам упал в обморок». Сраженный вкусом, должно быть.

Имам баялды

3 баклажана среднего размера
6 ст. ложек соли
6 луковиц, нарезать тонкими кольцами
6 помидоров
0,5 стакана оливкового масла
6 больших зубчиков чеснока
1 стакан воды
2 ст. ложки мелко нарезанной петрушки
1 лук-шалот, мелко нарезать

1. Обрезать баклажаны с обоих концов и разрезать вдоль на две части. Надрезать мякоть ножом в нескольких местах, посыпать 2 ст. ложками соли. Залить холодной водой и вымачивать под грузом полчаса. Кольца лука посыпать 2 ст. ложками соли и выдержать при комнатной температуре полчаса. Промыть и обсушить баклажаны и лук.
2. Смешать лук, нарезанные кубиками помидоры и оставшуюся соль. В сотейнике разогреть 2 ст. ложки масла и положить баклажаны мякотью вверх. Заполнить надрезы луково-помидорной смесью, остаток распределить по баклажанам. Сверху разложить зубчики чеснока, сбрызнуть оливковым маслом.
3. Залить 1 стаканом воды, довести до кипения, убавить огонь и тушить под крышкой в течение часа.
Охладить, посыпать петрушкой и луком-шалотом, подавать со свежим хлебом и зеленым салатом.