Есть города, любовь к которым необъяснима и иррациональна. Это чувство может возникнуть с первого взгляда, поразить тебя, как пресловутый удар молнии, а может расти и крепнуть, пока не захватит тебя целиком и не заставит снова и снова стремиться туда, где живет и дышит этот странный и совершенный организм – возлюбленный твой город, в котором чувствуешь себя дома более, чем где бы то ни было. В котором каштаны роняют созревшие плоды в серую гладь реки Шпрее, и звенят, наклоняясь на повороте, разноцветные трамваи.
Может быть, это генетическая память, голос крови, который напоминает о предках, покинувших этот город, чтобы переселиться восточнее, на суровые плоские берега Балтийского моря, в когда-то царственный Кенигсберг и очаровательную Ригу, чтобы в конце XIX века оказаться уже в столице Российской империи.
Или это звук немецкой речи, понимаемой с полуслова благодаря слышанному в далеком детстве идишу, такой же близкий и родной, каким почувствовал его поэт:
Чужая речь мне будет оболочкой,
И много прежде, чем я смел родиться,
Я буквой был, был виноградной строчкой,
Я книгой был, которая вам снится.
Или это жалость, до сих пор охватывающая меня на Потсдамер Плац, там, где уже вырос новый, блестящий и сверкающий Берлин, где под фундаментами небоскребов скрывается рана Берлинской стены, в течение полувека разделявшей город на их и нас – кем бы ни были мы и они.
Сейчас от этого блеска и великолепия довоенного Берлина осталось лишь непреходящее смешение языков и лиц, наполняющих улицы города. Несмотря на свою столичность, Берлин тих и спокоен, в особенности осенью и весной, когда ветер с Балтийского моря приносит сюда легкие ночные дожди и утреннюю прохладу.
Берлин напоминает фокусника, который для каждого зрителя приготовил свой, совсем особенный трюк. К кому-то он поворачивается Фридрихштрассе, главной и самой помпезной улицей Веймарской Германии, с музыкальными театрами и варьете.Кому-то предлагает провести время на Александерплац, в окружении сталинского ампира и бетонных кварталов 70-х годов. Кто-то уезжает в Шарлоттенбург или Тиргартен, чтобы днями валяться там, на безупречно ухоженных газонах.
Кто-то проходит из конца в конец прелестную Унтер-ден-Линден, сияющую, ароматную, золотистую, когда-то наполненную людьми, экипажами и автомобилями.
Кто-то идет вдоль изломанного, как вся судьба немецкого еврейства, фасада Еврейского музея, холодного и блестящего, пустого и одновременно наполненного всем тем, что так и не успели сказать погибшие в этом городе люди. Архитектор Даниэль Либескинд, проектировавший музей, отметил на карте более не существующего, довоенного города адреса известных берлинцев – поэтов, писателей, актеров, политиков - и соединил эти точки единой линией, «иррациональной, невидимой матрицей». Она и составила основу языка здания, его геометрии и формы.
Для столицы большой страны Берлин удивительно малонаселен, и в этом его главный секрет. Ночью он призрачен и пуст и обнаруживает все новые и новые свои загадки – на Чекпойнт Чарли, где когда-то редкие счастливчики официально переходили границу между двумя мирами, на Принц-Альбрехтштрассе, где все еще стоят незыблемые фасады имперских госучреждений, у золотой крыши и кирпичных башен синагоги, вздымающейся над аккуратными кварталами Митте.
Новая синагога, крупнейшая в Германии, была официально открыта в 1866 году. Ее зал, вмещавший более трех тысяч человек, был спроектирован архитектором Эдуардом Кноблохом в роскошном стиле мавританских дворцов. В Хрустальную ночь, 9 ноября 1938 года, синагога была спасена от разрушения благодаря приказу шефа полиции Митте, выставившего у здания охрану. Но в 1943 году большую часть синагоги разбомбили, а в 1958 году, когда Митте был под юрисдикцией социалистического Восточного Берлина, оставшиеся руины снесли. В 1995 году Новая синагога была полностью восстановлена, и сейчас в ней находится еврейский общинный центр и музей. Ораниенбургер-штрассе бежит в самом центре Митте, когда-то бывшего сердцем еврейского Берлина, до сих пор, как губка, пропитанного воспоминаниями, песнями, языком, именами ушедших.Здесь оставляешь свое сердце – сразу и навсегда, как в песне Марлен Дитрих о том самом чемодане, который все заставляет и заставляет ее возвращаться сюда: Ich hab’ noch einen Koffer in Berlin.
Именно поэтому Джон Кеннеди и сказал «Ich bin ein Berliner", а миллионы людей каждый год стремятся сюда – к тишине и спокойствию кафе, к размеренности утреннего города, к прямым спинам и тонким талиям местных девушек – истинно столичных жительниц, скромных и величественных одновременно.
Здесь надо взять кружку белого пива, смешанного с малиновым сиропом, – любимый летний напиток берлинцев, сесть на веранде одного из многочисленных ресторанов на реке и смотреть, как текут на север ее воды, видевшие славу, позор, богатство, разорение, войну и мир этого города, великого и трагического, как весь XX век.
А вместе с пивом закажите блюдо, столь же знаменитое и знаковое, как характер берлинской девушки за соседним столиком – ведь она, как и весь этот город и его жители, лучше всего на свете умеет помнить и не забывать, выживать и подниматься из праха, и идти дальше.
Берлинский салат из молодых овощей
Что надо:
450 гр. молодой картошки, нарезанной мелкими кубиками
3 молодые морковки, нарезанные ломтиками
100 гр. свежего зеленого горошка
150 гр. майонеза
150 мл. натурального йогурта
4 головки зеленого лука, мелко нарезанного
2 ст. ложки мелко нарезанной свежей петрушки
1/4 чайной ложки соли
свежемолотый черный перец
150 гр. отварной свеклы, нарезанной мелкими кубиками
12 листьев салата
2 помидора, нарезанных дольками
Что делать:
1. Варить картофель 8 минут, затем добавить морковь и варить еще 3 минуты. Положить горошек и варить 1 минуту. Высыпать овощи в дуршлаг, просушить.
2. Смешать майонез и йогурт, добавить зеленый лук, петрушку, соль и перец.
3. Аккуратно перемешать готовые овощи и свеклу с соусом. Разложить листья салата и дольки помидора на тарелке кольцом, поместить салат в центр и подать на стол.