Это море совсем не похоже на плоские, пустынные пространства северных вод, от которых даже в самый солнечный августовский день веет негостеприимным духом набегов и войн, призрачными тенями драккаров, кровью, холодом, пустотой.

Здесь же бойкая волна как-то нежно, по-девичьи набегает на берега – скалистые, увитые пряной зеленью, приглашающие путешественника причалить в одной из бухт – маленьких, томных, с белоснежным песком, где вода будто расчерчена полосами: светло-голубая, бирюзовая, темно-синяя.

Неслучайно любой человек, хоть когда-нибудь наблюдавший, как из утреннего тумана поднимается перед ним один из многочисленных островов или побережий этого моря, вспоминает бессмертные строки:

…Море вспыхнуло на миг всеми своими мельчайшими волночками, принимая темный, пурпуровый оттенок с зелеными бликами, туман мягкими струйками быстро поднялся вверх, и перед нами открылся остров.
Горы его как будто спали под скомканным бурым одеялом, в складках зеленели оливковые рощи. Среди беспорядочного нагромождения сверкающих скал золотого, белого и красного цвета бивнями изогнулись белые пляжи…
За мысом горы отступили, их сменила чуть покатая равнина с серебристой зеленью олив. Кое-где к небу указующим перстом поднимался темный кипарис. Вода в мелких заливах была ясного голубого цвета, а с берега даже сквозь шум пароходных двигателей до нас доносился торжествующий звон цикад.

Вероятно, так же чувствовали себя по одной версии – сам Геркулес, а по другой – карфагенянин Гамилькар Барка, отец великого Ганнибала, когда им открылась эта бухта – в изгибе желто-зеленого каталанского побережья, между двумя реками, отделенная от остального материка горной цепью.

Именно здесь кто-то из них и основал поселение Баркено, переименованное римлянами в Барчино, вестготами – в Барчинону, а маврами – в Баршилуну. Тот город, что ныне известен всему миру как Барселона, или – как ее коротко называют местные – Барна.

Уже во II веке до нашей эры Барселона была заштатным колониальным городком. Сюда, привлеченные мягким климатом, съезжались римские военные пенсионеры, чтобы, получив причитающийся им за выслугу лет земельный надел, жениться на хорошенькой иберийке и завершить свою жизнь в тишине и покое.

Как ни странно, несмотря на то, что в первый десяток веков своего существования Барселона постоянно переходила из рук в руки, атмосфера той самой прекрасной средиземноморско-иберийской лени окутывает ее и по сей день.

Стоит свернуть с гомонящей, прожаренной августовским солнцем Ла Рамблы, про которую Гарсиа Лорка говорил: «Я не хочу, чтобы эта улица когда-нибудь закончилась», как перед глазами открывается совсем другой город. Эта Барселона тиха, у нее узкие улицы, прохладные дворы, и прозрачная вода неизменно шуршит в мраморных чашах фонтанов.

Туристы едут сюда за оплывшими, как мокрые песочные замки, творениями Гауди, за шедеврами Пикассо и гениальной эквилибристикой на холстах еще одного сюрреалиста – Жоана Миро.

Все это стоит внимания, но настоящая Барселона – не в музеях. Она в помпезных зданиях, еще раз напоминающих о собственной гордости каталонцев. Здесь все – от церквей до десертов (воздушного Crema Catalana и тягучей, как летний полдень, нуги torrо) – должно, по меньшей мере, превосходить кастильскую спесь Мадрида.

Настоящая Барселона – на Camp Nou, этом самом большом в Европе храме футбола, домашнем поле FC Barcelona, великой «Барсы», за которую болеет не только ее родной город, но и как минимум четверть всей Испании.

Она – в базилике Санта Мария дель Мар, лучшем в мире соборе моряков и путешественников; в El Barri Xines, местном «китайском» квартале, в котором, конечно, отродясь не было никаких китайцев. Именно такими – с нагромождениями черепичных крыш и крохотными, мощеными камнем улицами – каталонцы и представляли себе китайские города. Здесь, у входов в сомнительные лавки сидят в пластиковых креслах смуглые парни с глазами цвета лесного ореха, в потертых джинсах на безупречных бедрах и облегающих майках. На первый взгляд они кажутся такими же утомленными солнцем бездельниками, как и все их средиземноморские братья – от Марселя до Тель-Авива, но потом обнаруживаешь, что походка их изящна, а речь изысканна, как у настоящих кабальеро.

На Барселонетте, с ее роскошным пляжем белого песка, который упоминается еще в «Дон Кихоте Ламанчском», понимаешь, откуда взялась буйная красота латиноамериканок – их отцы привезли отсюда, из Кастилии и Каталонии, эту единственную в мире смесь – римляне, вестготы, евреи, мавры.

Евреи здесь появились еще в начале нашей эры, примерно в середине четвертого столетия, однако истинная их столица была не в Барселоне, а в лежащей в часе езды от нее Жероне. В ней находился центр каббалистического учения и резиденция главного раввина Каталонии Нахманида. Именно Нахманид защищал еврейские взгляды в знаменитом Барселонском диспуте, состоявшемся в 1263 году, вследствие которого раввин был изгнан из города и страны и уехал в Палестину.

Средневековое гетто Жероны, пустое, с пронзительно-белыми стенами домов, сохранилось почти идеально. Туриста, знакомого с еврейскими кварталами других городов, одолевает чувство déjà vu: совершенно точно, что ты был здесь когда-то, проходил под каменными сводами мостов, нырял в узкое горло переулков, поднимался по ступеням древних лестниц.

А неподалеку отсюда – живая, бурлящая Барселона, с продавцами цветов, птиц и фэйковых Луи Виттонов на Рамбле, с двумя действующими синагогами – ашкеназской и сефардской, с тысячами евреев, первые из которых приехали сюда еще в начале прошлого века из Турции и Марокко.

Исходив вдоль и поперек Старый город и Готический квартал, вечером стоит посидеть в одном из многочисленных ресторанов у Морского музея, среди бывших верфей, ставших ныне прибежищем модной молодежи, и посмотреть, как заходит солнце над вершинами гор на западе. На востоке же, в нескольких метрах от вас, мерно шумит Средиземное море.

Отсюда уплывали в конце XV века евреи Арагона, и сюда же возвращались – в единственную на свете такую страну, душу и сердце Средиземноморья, в город, жемчужным ожерельем раскинувшийся по берегу, вечно живой, вечно прекрасный.

Суп для нимфы

Горячий суп, каким бы роскошным и изысканным он ни был, – это все-таки еда. Будь то борщ с чесноком и мозговой костью, или великолепный суп биск, главная задача его – насытить человека.

С холодными супами дело обстоит по-другому. Они больше украшают стол, нежели приносят удовлетворение желудку. Рубиновый холодник, кремовый таратор, светло-зеленый вишисуаз. Ярко-алый гаспачо, цвета крови и страсти, наряду с паэльей – лучшее блюдо в испанской кухне.

До Колумба гаспачо был белым – такой и сейчас подают в Малаге и Гранаде, ''ajo blanco malagueño'', сделанный из миндаля, хлеба, оливкового масла, уксуса и чеснока.

Колумб добавил туда ингредиенты, создавшие нынешний, известный всему миру суп – помидоры и красный перец. Как и со всеми супами, аромат и вкус гаспачо развивается постепенно, поэтому лучше всего готовить его за день до подачи на стол – тогда вы почувствуете и свежую яркость помидоров, и остроту чеснока, и шелковистость оливкового масла, оттеняемую кисло-сладкими тонами винного уксуса.

Гаспачо

Что надо:
6 спелых помидоров, очищенных и нарезанных
1 лук-шалот, мелко нарезанный
1 огурец, очищенный и нарезанный
1 красный перец, нарезанный
1-2 ст. ложки нарезанной петрушки
1 зубчик чеснока, мелко нарезанный
4 ст. ложки красного винного уксуса
4 ст. ложки оливкового масла Extra Virgin
2 ст. ложки свежевыжатого лимонного сока
300 гр. вчерашнего белого хлеба (не батона!), без корки, нарезанного
2 ч. ложки коричневого сахара
морская соль и свежемолотый черный перец

Что делать:
Небольшими порциями измельчить все ингредиенты в блендере. Поставить в неметаллической посуде в холодильник как минимум на два часа. Подавать с кубиками льда.