Необходимость всем пояснять свою фамилию — ударение на первый слог, в середине «к», а не «п», скорее как «лексус», чем как «лопух» — в нашей семье всегда была делом привычным. Если верить доступным источникам, то есть телефонным справочникам и адресным книгам, во всей России мы ее единственные носители.
В детстве это внушало мне страшную гордость. Конечно, приятно быть единственной Лекух в окружении множества повторяющихся фамилий, — но у моей фамилии, ко всему, был секрет. Тайна, заговорщицки поведанная мне мамой, стала порталом куда-то в мир Гензеля и Гретель и сделала меня его полноценным персонажем. «Наша фамилия значит “медовый пряник” или “медовый пирог”, — сказала мама. — Ее носили ваши предки по папиной линии, когда жили в Литве. Но тогда она звучала немного по-другому».
Расспрашивать о фамильном лакомстве самого старшего представителя рода, нашего дедушку, было бесполезно. В прошлом страстный геолог, категорически обаятельный, начитанный, ироничный, и, по собственному признанию, совершенный атеист, в еврейских пирогах он совсем не разбирался. Главные доставшиеся нам от него реликвии — неограненный топаз и самиздатовский «Доктор Живаго». Никаких рецептов, передающихся из поколения в поколение.
Тогда я еще ничего не знала о судьбе своих предков, а о том, что фамильные рецепты передаются обычно не по мужской, а по женской линии, и вовсе не задумывалась. Конечно, можно было попробовать раздобыть рецепт у какой-нибудь коммуникабельной еврейской бабушки, но тогда мы совсем не интересовались общиной Москвы и не искали с ней связей. Поэтому долгие годы значение фамилии оставалось в моей биографии фактом декоративным.
Настоящий интерес к корням настиг меня уже после совершеннолетия. Тогда я узнала о Рош ха-Шана, о том, что лейках, оказывается, не просто медовый пирог, а новогодний медовый пирог и о том, что мои предки жили в маленьком городе Рокишкисе и значительная их часть была расстреляна в литовских лесах.
К тому времени интернет стал обычным делом, и найти рецепт на кулинарных форумах не составило труда. Тогда я заявилась к маме с распечаткой и решительным видом.
Мама всегда была преданным и педантичным собирателем семейной истории: писала запросы в архивы, хранила выдержки из энциклопедий и старые фотографии, рисовала подробные генеалогические схемы. Она охотно поддерживала мой интерес к еврейской культуре, хотя сама не имеет к ней никакого отношения (и это вызывало у моих новоявленных еврейских друзей какое-то глубокое уважение, казавшееся мне слегка диковатым). В рецепте лейкаха удачно сочеталось и то, и другое.
Я до сих пор не могу решить, что же ответственнее: продолжать кулинарную традицию или ее создавать. Мы с мамой читали разные варианты рецепта, выбирали специи, определялись с идеальной температурой духовки — в общем, посредством отчаянного экспериментирования пытались найти вкус, воплощающий все тепло и всю тоску, что мы чувствовали по отношению к истории своей семьи и к ее утерянным тайнам.
Лейках начинается с торжества сладости, которое в любом, наверное, возрасте хочется украдкой слизнуть с венчика: взбиваются яйца и сахар. После вливается и перемешивается с остальной смесью растительное масло; будущее тесто становится кремовым. Затем добавляется мед; это кульминация подготовки теста, и относительно других ингредиентов его берут так щедро, что начинает казаться, будто, кроме меда, в емкости нет вообще ничего. Классический рецепт предлагает следующим шагом вливать ром, но мы не большие его любители, и потому частенько используем сухое красное вино — оно придает тесту едва уловимую горчинку. Корица, кардамон, мускатный орех, молотый имбирь и апельсиновая цедра перемешиваются с готовой смесью, а затем туда отправляются мука и гашеная уксусом сода. Если добавить к тесту апельсиновый сок, оно будет более мягким и пористым; мы чаще пропускаем этот шаг, и пирог выходит подсушенным, по текстуре своей больше схожим с коврижкой, чем с маффином.
Для мамы лейках стал визитной карточкой; его она печет на праздники друзьям, им зазывает меня в гости. Она даже заказала мастер-класс по приготовлению лейкаха в ресторане, где праздновала свой юбилей, чтобы все ее гости поучаствовали в процессе. На мой вкус, под конец повар безнадежно все испортил. Он залил лейках густым кремом, добавил внушительную прослойку начинки, словом, всеми этими махинациями дал понять, что коврижка сама по себе — это несерьезно и на собственную жизнь имеет право только помпезный торт на ее основе. Но что он понимает в нашей семейной истории?
Иногда я думаю: может быть, мои литовские предки и вовсе не пекли лейках, а фамилия прицепилась к ним из-за какого-нибудь нелепого происшествия? Может быть, это было просто озорное местечковое прозвище, закрепившееся на многие поколения? Но нет такого архива, что даст ответ на этот вопрос. Наш лейках — это единственный возможный привет людям, о которых я почти ничего не знаю. Я пеку его каждый год осенью, на Рош ха-Шана, и всегда — вместе с мамой; я думаю о своей семье и о том, что когда-нибудь нас, хранителей рецепта и фамилии, станет больше. Мне кажется, далекие пра-пра меня бы одобрили.
ИНГРЕДИЕНТЫ:
175 г пшеничной муки;
75 г мелкого сахарного песка;
2 яйца;
1/2 ч. ложки молотого имбиря;
1/2 -1 ч. ложка молотой корицы;
по 1 ч. ложке кардамона и мускатного ореха;
2 ч. ложки нарубленного свежего имбиря;
1 ч. ложка гашеной соды;
225 г меда;
4 ст. ложки оливкового масла;
цедра одного апельсина;
30 мл сухого красного вина или чайная ложка рома;
5 ст. ложек апельсинового сока (по желанию).
Можно добавить изюма и гвоздики по вкусу.