Это был не первый день Песаха, а, скажем, третий. И был Великий пост. У меня в гостях собралась небольшая часть моего большого и разноконфессионального семейства: мой деверь с женой и детьми (православный сегмент) и мой брат (иудейский сегмент).

Сначала мне казалось, что всех накормить будет задачей несложной. Ну подумаешь, ряд ограничений. Ну понятно, что мяса не будет: Великий пост, с одной стороны, отсутствие кошерного мяса — с другой. Значит, делаем праздничный вегетарианский стол. Казалось бы, столько вариантов.

Но была Страстная неделя, поэтому ограничения были довольно жесткими: отменились рыба, яйца и молочные продукты.
Был Песах, значит — из дома убран хамец и все производные. Китнийот мы тоже убираем — значит, отпадают фасоль, орехи, булгур, кукуруза, горох, чечевица, подсолнечное масло и еще куча всего.
Добавим к этому пищевую аллергию на грибы и смородину у одного из гостей, гастроэнтерологический запрет на репу у другого и личные антипатии у третьего — «Терпеть не могу помидоры».

В довершение ко всему во мне, как в известной пьесе Шварца, проснулась моя бабушка, которая больше всего на свете боялась, что гости останутся голодными. Ей никогда не снились сны, чем она очень гордилась, — но было одно исключение: преследовавший ее годами кошмарный сон, что пришли гости, а ей их нечем кормить.

К этому моменту толерантность во мне бушевала и перекипала через край — и я бы либо, послушавшись бабушку, сделала два разных стола, либо плюнула на все и просто отменила бы гостей, но тут мой внутренний Вуди Аллен сказал мне: «А че, слабо?» Это был вызов.

На стол встала большая салатница с овощным салатом и отдельная порция в пиале — тот же салат, но без помидоров — для привередливых. Пока делала заправку, чуть все не загубила: смешала лимонный сок, мед и оливковое масло — и в последний момент успела поймать себя за руку и не положить, как я это обычно делаю, горчицу, потому что вспомнила, как сколько-то лет назад присутствовала при обсуждении ограничений на Песах. Горчица тогда стала главной точкой расхождений — вроде бы все уже договорились, что можно, но некий дотошный Зуся тогда веско сказал: «Не китниойт, но похожа, растет в стручках, так что лучше не надо». Не надо так не надо.

Вслед за горчицей псу под хвост отправилась идея тофу — соевые бобы тоже нельзя. Я не сильно расстроилась — в конце концов тофу так и так никто не ест. В этом представители разных конфессий сходятся.

Но на этом фантазия моя застопорилась, и я запекла картошку.
К печеной картошке явно нужны были какие-то соусы — сметанный отпадал, поэтому я запекла, не очищая, несколько головок чеснока в фольге, выдавила чесночную мякоть, добавила мелко рубленную кинзу, немножко оливкового масла и взбила блендером. Потом в творческом пароксизме сделала гуакамоле и острую томатную сальсу — а этот, который не любит помидоры, пусть не ест. Бабушка меня осудила за ущемление прав гостя.

Потом я ушла курить и смиряться, за это время вспомнила про баклажаны. Вернулась, порезала их тонкими полосками, так же — сладкий перец и шалот и обжарила с каплей оливкового масла. Хотела добавить грибы шиитаке — но вспомнила про аллергиков. Потом полила бальзамиком, сиропом из коричневого сахара, лимонным соком — и, вовремя спохватившись, не полила кунжутным маслом. Поставила в холодильник пропитываться. Перед тем, как поставить на стол, в припадке гастрономического экуменизма посыпала баклажаны гранатовыми зернами.

Можно было бы остановиться, но внутренняя бабушка посмотрела на стол, посчитала количество наименований и велела сделать винегрет. Без зеленого горошка.

Честно скажу, что на стадии сладкого я сдалась. Единственное, что было в моем распоряжении, — это мацовая мука и миллионы рецептов кексов, маффинов, печенья, пирогов и пирожков. Но я не могла использовать ни яйца, ни молоко, ни масло, ни дрожжи. Льняного семени, которое в некоторых случаях заменяет яйца, в моем распоряжении не было. Я достала банку вишневого варенья, которое с мацой идет на ура.

Это был самый дикий стол в моей жизни — с мексиканским гуакамоле, китайскими баклажанами, винегретом, вареньем и мацой. Это был довольно дикий кулинарный опыт, который, наверное, могут взять на вооружение постящиеся разных стран, блюдущие кашрут, адепты аюрведы, солнцепоклонники или те художники, которые черпают вдохновение в любых преградах и ограничениях.

За чаем кто-то из православной части семейства возроптал и стал говорить, что сладости постом тоже не очень-то, даже если они и постные. Тут же вопрос не столько в соблюдении правил, сколько в сознательном отказе от удовольствия, смирении и настрое на мысли о душе.

— Ну и ладно, — цинически сказал мой брат-иудей, запуская ложку в варенье. — А мы тут пока возрадуемся.