Всего шестьдесят лет прошло, как закрыли «Дело врачей». Но вряд ли о нем кто-то особенно помнит, как и вообще об антисемитской кампании в последние годы жизни Сталина, да и о советской антиизраильской риторике. Ну т.е. вот когда Ульяна Скойбеда пишет статью «Почему русскому языку нас учит гражданка Израиля Дина Рубина», она, конечно же, не помнит, что все это уже было. Как, вероятно, и редакторы этого многотысячного издания, да и читатели.

И когда человек с пронзительной фамилией Пожигайло, председатель, между прочим, Комиссии Общественной палаты по сохранению историко-культурного наследия (sic!), призывает поставить под особый контроль изучение школьниками текстов Салтыкова-Щедрина, Гоголя и Белинского, он, видимо, тоже не подозревает, что это уже было. Хотя, казалось бы, даже в фольклоре отражено:

…Гоголь — рупор мистицизма!
Салтыков — продукт царизма!
Пушкин, Лермонтов, Некрасов —
Трубадуры чуждых классов...

Но если они всего этого не помнят, то почему и как с такой точностью воспроизводятся все эти формулировки, где, в каких таинственных глубинах подсознательного сокрыт механизм, их порождающий? Есть, правда, и некоторые сдвиги, некоторый хидуш. Весьма, впрочем, показательный:

«Если брать того же “Ревизора”, то Гоголь имел в виду не высмеивание царских чиновников, как это понималось в советское время, а мытарства одной души, где каждый из героев — это различные грехи. И Хлестаков в этом смысле — это Антихрист. Чтобы понять Гоголя, нужно, как минимум, знать Новый Завет. И его надо бы параллельно с Достоевским. Они оба говорили евангельскими текстами».

Главное, конечно, точно взвесить и рассчитать, найти верную пропорцию между Новым заветом и, так сказать, заветами отцов, но именно этим и займется в ближайшее время товарищ Пожигайло. И теперь дело сохранения русской культуры и литературы в надежных руках. Салтыков-Щедрин, я думаю, посмеивается.