Стоит ли портить карьеру ради какой-то абстрактной «свободы», надо ли бороться за права меньшинств, поддерживать ли семьи политзаключенных, сотрудничать ли с властью?

Я принадлежу тому поколению, которое застало все эти вопросы на предыдущем этапе, в середине 80-х, когда все еще казалось совершенно беспросветным. Всем было понятно, что если живешь по соседству с очень опасным существом, вести себя надо соответствующим образом: по возможности его не злить, а если злить, то умеренно, а если неумеренно, то пожалуйста — протяженность нашей родины на восток хорошо известна.

Существовали в этой невеселой местности некоторые оазисы: пара десятков школ, научные институты, несколько издательств… Но правила игры были очевидны: и тем, кто там учился или работал, и тем, кто ими руководил. Каждый знал, что можно, а чего нельзя и почему.

Герман Наумович Фейн, завуч Второй школы в 1960–70-е годы, вспоминает о подробностях ухода из школы Анатолия Якобсона — одного из самых ярких учителей за всю ее историю: «Что касается обстоятельств ухода Толи из школы, об этом надо спросить Владимира Федоровича (Овчинникова). Помню лишь, что когда я спросил его, почему Толя должен уйти, он мне сказал, что речь идет об альтернативе: или Толя останется и тогда разгонят школу, или Толя уйдет и школа продолжит функционировать. Помню, что я сказал Владимиру Федоровичу, что и я, и многие учителя и ученики считают, что Якобсон и есть вторая школа. Но сам Толя признал, что такая альтернатива есть, и подал заявление об уходе».

Наше время, похоже, отличается тем, что альтернативы нет, а старые методы обороны не работают. Это бой без правил, вернее, правила меняются по ходу. В этой игре нельзя выиграть, но и по-настоящему проиграть не удается. Это чистая форма фантасмагории, сон разума, психопатический бред, о чем, разумеется, можно свидетельствовать, но что, увы, никак нельзя победить.