Две сестры сказали в телевикторине, что Холокост — это клей для обоев. Викторина была не для интеллектуалов, совсем наоборот. Девушки очень хотели засветиться на ТВ. Одна из них потом объяснила, что знала слово «Холокост», но не стала мешать сестре отвечать.
Общественность возмутилась. Журналист Мумин Шакиров отвез девушек в Освенцим и ткнул носом в витрину с тысячами детских туфелек, фотографии дистрофичных детей, кинохронику и другие экспонаты. Комментарий на сайте: «Автор совершил великий педагогический акт». Скоро про это путешествие снимут фильм.
Репортаж из Польши активно обсуждают. Хвалят и журналиста, и девушек. Журналист построил разговор тактично и уместно. Сестры Каратыгины прочувствовали все очень искренне, даже плакали. Хотя кто-то, наоборот, пишет — не в коня корм. Они, мол, по-прежнему хотят только славы, а знания — не хотят.Это очень профессионально сделано. Это просвещение. Это отличный сюжет. Я считаю, что сохранять память о Холокосте совершенно необходимо. Я сама была в Освенциме. Почему же меня коробит эта история, а особенно реакция на нее?
Может, потому, что девушек, пришедших в пошлую передачу, теперь снимают — с благими целями — но в телевизионном же формате, похожем на реалити-шоу? Или потому, что просвещенческая польза этого путешествия не очевидна? Раньше сестры Каратыгины думали, что евреи — это такие люди, у которых мама русская, а папа – нет (a propos, это определение вполне подходит многим моим знакомым евреям). Теперь они узнали, что евреи — это такие люди, которых бесчеловечно убивали. О’кей.
Кажется несколько неуместной сама привязка к «Холокосту». Это выглядит как «придрались к слову». В каком возрасте вы сами узнали этот иностранный термин?
Так ли важно проиллюстрировать именно его? Многое ли изменится, если включить его в словарный запас? Послужит ли он той зацепкой, после которой телегероини захотят узнать другие новые слова? (Когда подряд идет несколько риторических вопросов, это значит, что автор хочет сказать «нет». Ну или: «очень сомневаюсь».)
Не уверена, что трагедия Холокоста осознается девушками как имеющая к ним какое-то отношение (а иначе — зачем?). На самом деле она, конечно, имеет, но чтобы понять это, надо знать довольно много других фактов, а еще — хотеть про это думать. Возможно, стоило начать с чего-то более географически и лингвистически близкого. Например, со славянского слова (и явления) «голодомор». Что знают о нем современные школьники, выросшие в Москве, а не в поселке Красная Горбатка, как Каратыгины?
Или, например, «ГУЛАГ». Или — если уж речь о евреях — «антисемитизм». Образованные москвичи вальяжно рассуждают в блогах и соцсетях о «слухах» про то, что евреев в СССР в определенные годы «якобы» дискриминировали при приеме в вузы. Подвергают сомнению даже не существование устойчивой тенденции, но и отдельные факты. Эти евреи, наверное, просто не умели сдавать экзамены. Да глупые были, а потом кричат про антисемитизм. А вот у меня был знакомый еврей, он учился в МГИМО, значит, все это враки.
Речь идет о недавних и географически близких событиях, свидетели которых живы и здоровы — только слушай, только читай.
Один из сетевых опросов показал, что 55% пользователей интернета одобряют временное переименование Волгограда в Сталинград. А вы говорите — клей для обоев.
А еще, читая репортаж о путешествии сестер Каратыгиных в Польшу, я думаю про своих знакомых — интеллигентных московских и израильских евреев. Они знают слово «Холокост». Но хотят слышать его как можно реже. Это совершенно понятно и объяснимо. Детские туфельки, знаете ли. Жуткие фотографии. Страх. Унижение. Отрицание. Злость. Торги. Дальше идут «депрессия» и «принятие травмы», но проходить через первую из этих стадий очень не хочется. Лучше сделать вид, что это не наша травма. В Тель-Авив ездить приятнее, чем в Польшу. В Израиле и зима теплее, и еда вкуснее.