Летом самое страшное время – это когда самолет обратно через два дня.
Я еще сижу в море, вся в отдыхающих и медузах, покупаю мороженое, бреду домой в купальнике, обмотавшись какой-нибудь тряпочкой, думаю, что сейчас упаду на диван под вентилятором с книжкой, просплю с ней же до вечера, вечером снова пойду на море смотреть в закат.
Но дома что-то не так. У семьи взволнованные и строгие лица.
– Что ты повезешь в Москву? – спрашивает семья. – Надо составить список.
– Давайте обсудим это завтра, – предлагаю я.
– Ты с ума сошла, – говорит семья, – времени почти не осталось. Какое «завтра». Завтра побежим на рынок, побежим в магазин, везде побежим. Пиши список!
– Мне ничего не надо, – говорю я.
Семья шумно вздыхает.
– Перегрелась, – говорит одна часть семьи.
– Нет, это от голода, надо сначала покормить, – говорит другая.
Подросток Данечка в это время захватывает душ, щелкает изнутри замком и кричит из-за двери:
– А еще она мало пила воды, возможно, это обезвоживание!
– Сядь, – говорит мне семья. – Попей холодненького, съешь супчик, только вот с плиты, и подумай, чего тебе не хватает в Москве.
Мне не хватает моря. Вот этого, повседневного, куда местные жители выбираются в шабат, моря, которое фоном, про которое просто знаешь, что оно есть. Очень не хватает солнца каждый день, желтого света, синего неба. Лохматых пальм не хватает и эвкалиптов со свисающими кожурками. Смеющихся людей на улицах. Запахов – горячих булок, кофе, специй, раскаленного асфальта, пыльных бурунчиков на перекрестках, травы в парке Леуми по утрам. Не хватает полуденной лени. Возможности выйти из дома, не задумываясь на час, что же надеть. Как говорит каждый раз мой мамулёк, когда я пакую чемодан в Москве: «Много вещей не бери, пару трусов, купальник и шорты». Даже посторонних мокрых и теплых собак, доброжелательно жующих мою панаму, не хватает.
– Так, во-первых, хумус, – деловито говорит семья. – Хумус – это святое. Сколько банок – пять, шесть?
– Восемь, – вдруг говорю я.
– Десять банок хумуса, – записывает семья. – Хацилим?
– Да.
– Маслины?
– Да.
– Сыр?
– Да.
– Да, – говорю я. – И одноразовые противни. Максимум двадцать.
– Ну, это как получится, – говорит семья. – Двадцать, сорок, посмотрим. И манго.
– Я не довезу манго, они нежные.
– Все нежные, – говорит семья. – Просто их надо везти, как младенцев, на груди.
Я представляю себя на досмотре в аэропорту Бен Гурион. Тут противни, тут хумус. И манго.
– Ой, ладно, – говорит семья, – они там все привыкли. Ты не видела, что люди вывозят. Некоторые овощи закупают ящиками, на одно багажное место, 23 килограмма – помидорчики, огурчики, синенькие. И все прекрасно долетает.
Год назад тогда еще ребенок Данечка привез с собой в Израиль все учебники и несколько толстеньких энциклопедий. Объяснял это тем, что хочет чистых знаний, а интернет отвлекает. Через месяц, когда мы возвращались обратно, проверяющий мужчина в аэропорту попросил нас открыть чемодан.
– Это что? – спросил он.
– Книги, – сказал Данечка.
– Зачем? – спросил мужчина.
– Читать, – сказал Данечка.
Мужчина задумался. Пролистал пару энциклопедий. Нашел в одной обертку от шоколадки. Спросил, здесь ли мы их купили и если да, то где и зачем. Данечка объяснил, что привез их из Москвы и теперь увозит обратно.
– Зачем? – спросил мужчина.
Тут задумался Данечка.
– I’m a nerd (ботан, зануда), – сказал он наконец.
– It happens (бывает), – кивнул досматривающий мужчина, вернул нам чемодан и посмотрел на меня с сочувствием.
Вечером мы лежим под вентиляторами. В окне огромная луна, соседские дети сверху что-то бесконечно роняют, соседская собака снизу воет, в соседнем доме поют хором, кричат в телефон, смотрят ужастик, ужинают – все рядом и громко, но когда у тебя два дня до самолета, ты полон любви и покоя. Но что-то мучает. Чего-то не хватает.
– Авокадо! – говорю я семье. – Мы забыли авокадо!
У нас тут в Москве с авокадо плохо. Они, конечно, есть. Но, кажется, что живут под лозунгом «Умру, но не дозрею». Маленькие, твердые и упрямые. На кулинарных форумах и сайтах обсуждают способы «доведения авокадо до состояния спелости». Советуют складывать их в бумажные пакеты вместе с надкусанным яблоком, например, заворачивать в газету и беречь от прямых солнечных лучей, обматывать полотенцем и класть в шкаф на три дня, не разворачивать, чтобы не вспугнуть. Главное, пишут везде, не упустить момент, когда авокадо из стадии «я не готово к употреблению» переходит в стадию «ой, всё».
Моя подруга М. прошлой зимой слетала в Израиль и пожила с моей семьей. Вернувшись, сказала, что не представляет жизни без авокадо. Теперь у нас авокадный клуб – мы ищем места, где водятся авокадо, покупаем, обмениваемся информацией об их самочувствии:
– Как там твое, зреет?
– Мое что-то плохо. Сегодня проверяла – пошло пятнами.
– Переложи его к банану.
– Нет, мое с бананом не совместимо, вернусь к яблоку.
– Ну как, стало мягче?
– Стало. Но, боюсь, это уже несъедобная стадия.
Недавно сквозь мороз и снега пришла на Измайловский рынок. Увидела авокадо, припала, потрогала все, выбрала свое, прижала к сердцу.
– Деточка, – сказала мне стоявшая рядом бабушка, – что же ты эти еврейские груши берешь, они же зеленые и елкой пахнут, возьми лучше морковку.
Мне очень не хватает здесь моря и солнца. Но в декабре даже мечтать о них не получается. Поэтому я хожу за авокадо, выхаживаю их – в пакете или в полотенце, – осторожно глажу, держу в ладонях, как кусочек лета.
– Мама опять разговаривает с авокадо, – говорит семье по скайпу подросток Данечка, – значит, скоро прилетим. Кстати, что вам привезти? Диктуйте список.
