Одна из самых интересных и талантливых групп на мультинациональной эмигрантской сцене —– Gogol Bordello — в рамках своего европейского акустического турне дала концерт в московском клубе «Арена», предварив его встречей с журналистами в музее Владимира Высоцкого. Корреспондент «Букника» Катерина Кудрявцева, вдоволь набродившись по музею, взяла у лидера группы Евгения Гудзя интервью, а потом еще и проникла, вооружившись фотоаппаратом, на танцпол «Арены».

КК: В вашей музыке – смешение разных стилей. Вы сами как определяете свой стиль? И вообще нужно ли его определять?

ЕГ: Мне это на фиг не надо. Если кому и надо, то новому зрителю, которому нужны какие-то сравнения. Но все сравнения неудачны. Самое лучшее, что было найдено, — это джипси-панк. Потому что это несет в себе хотя бы энергию того, что мы делаем, — это будет весело, это будет энергично. И это будет надолго. И это запомнят.

КК: Какова доля еврейской музыки и вообще еврейских тем в ваших концертах?

ЕГ: Наверное, есть. В нашей музыке переплетен разный этнический материал, и еврейское — часть этого. Но оно больше в ранних альбомах, особенно во втором альбоме — Multi Kontra Culti vs. Irony, тогда у нас был еще израильский саксофонист. Но я никогда не делаю упор на какую-то этнику. Это просто как краски — берешь то, что помогает песне, и все. И никакой идеологии определенной в этом нет.

КК: «Я – не еврей, но кое-что похоже» — это из вашего известного Wanderlust King. Вот это «кое-что» — это что?

ЕГ: (показывает на нос с горбинкой) Коротко и ясно.

КК: Псой Короленко некогда рассуждал о том, что клезмер выходит из еврейства, преодолевает его границы. Быть может, это явление справедливо для разных музыкальных культур — чтобы жить дальше и развиваться, они преодолевают национальные границы?

ЕГ: Это же хорошо. Регги распространилось — и слава богу! Что бы было, если б регги не распространилось? Что б тогда слушали? Вот это распространение, влияние одного на другое — трудно даже понять, как это происходит. И в этом деле ни религии не мешают, ничего.

КК: «Букник» провел среди читателей конкурс на лучший вопрос Gogol Bordello. Победил такой: «Вас называют гражданами кочевой цыганской республики. Многие считают, что вы самые известные ее граждане. Не было у вас мысли написать официальный гимн республики?»

ЕГ: Он написан был и звучал. Просто сам цыганский момент — нужно его разрулить уже наконец! Все дело в устоявшихся стереотипах. Допустим, организаторам концертов нужно нагнать побольше людей, и они используют эти моменты «на публику» — что вот сейчас будет «Цыганочка» с выходом. Но в панке этого быть не должно.

У меня есть семейные связи с цыганской украинской общиной, и есть родственники, и даже в Москве, которые посвятили меня в мир этой музыки и культуры. Я всегда знал все это цыганское, но особого значения не придавал. И когда уже Gogol Bordello сложился, мы выступали в Новом Орлеане. Там, в Луизиане, есть большая община французских цыган, у которых абсолютно свой стиль музыки. И у нас было много вот этого французско-цыганского начеса на гитаре. Так вот, именно те луизианские цыгане, когда пришли на мой концерт, восприняли его так: «а это такой джипси рок-н-ролл панк». Ну, я подрихтовал эту фразу, сократил ее до «джипси-панк». Так что этот термин в принципе пошел оттуда.

Была у нас такая песня, она называлась «Барo форo» (по-цыгански — «Большой город»), но я ее убрал из программы, потому что хотел, чтобы та часть аудитории, которая идет на «Цыганочку», вообще забыла дорогу на наши концерты. Все, что имеет отношение к притупленному восприятию цыганской культуры и вообще рока, — это не наше. Тельняшечность с папиросками, с кепочкой — это не наша эстетика. А если говорить о цыганской музыке вообще — цыганские музыканты очень вдохновляют, действуют на акустическом уровне. Я не раз говорил: они могут играть по 6-7-8-9-10 часов. И это не зависит от настроения. Они просто уходят в другое измерение.

КК: А как начиналась ваша жизнь в Нью-Йорке?

ЕГ: История не новая. Зарабатывал диджеем. Играл в разных клубах, но выгоняли отовсюду. У меня была своя коллекция музыки, в ней что только ни переплеталось: балканское, испанское, электронная музыка, панк. Но вот однажды на Бродвее зашел в один клуб с болгарским флагом, договорился, что устрою здесь свой день рождения. Думал, после этой вечеринки, после устроенного «разлома» выйдет хозяин и выгонит, как везде. А он спросил: «Не могли бы вы делать это каждую неделю?». Начал делать.

КК: Вы как-то настраиваетесь перед концертом?

ЕГ: Раньше настраивался, был целый ритуал. А теперь: микрофон дай — и я готов.

КК: Вы пели с Мадонной и снимались в ее кино. Что она за человек, когда не поет и не делает фильмы?

ЕГ: Клевая тетка. Клевая тусовочная тетка. Готовая всегда разучить матерщину на неизвестном языке. Мне она нравится. Действительно, special person — еverybody knows.

КК: Рик Рубин был продюсером последнего альбома Gogol Bordello. Дальнейшее сотрудничество намечается?

ЕГ: Следующая пластинка. Мы уже репетируем. По проекту следующий диск тоже будет записываться с ним. И никто нам не помешает.

КК: Вы записали новый русскоязычный альбом с каверами двух песен Высоцкого. Мы с вами разговариваем в его музее. Кто и что для вас Высоцкий?

ЕГ: В последнее время, гастролируя по США, я заметил, что стало значительно больше фанатов Владимира Высоцкого среди американцев, которые открыли его для себя через Gogol Bordello. Одна из отличительных черт песен Высоцкого — умение рассказать историю. Вообще Высоцкий, как и Леонард Коэн, например, — мощные писатели в первую очередь, и это делает их титанами в культуре. И уже все рок-поэты смотрят на них, как на учителей. Всем известно, что Леонард Коэн, этот чемпион рок-лирики, вдохновил Боба Дилана на написание его песен.

КК: Федерация еврейских общин России присудила Gogol Bordello премию «Человек года 5767», которую вручали в Кремлевском дворце съездов. Наверное, было очень трудно такой лихой группе петь для огромного чопорного зала, где танцполом-то и не пахло?

ЕГ: Уу... Это выступление было настолько… нетрадиционным. Разрушены были даже все youtube-клипы этого выступления. Я хотел бы, конечно, иметь клип с этого выступления. Но это было, действительно, запрещенное зрелище для Дворца съездов. Судя по всему, мы до сих пор не вписываемся в какие-то ворота — в силу своей природы.

КК: Одна из ваших фишек — выезд на барабане в публику. Барабан под вами никогда не лопался?

ЕГ: Да, не раз. Он периодически лопался. Потом, когда этот трюк стали повторять другие бэнды, мы пошли дальше, сделали другие трюки. Во время одного фестиваля выехал такой саундборд — «звуковая доска». Когда уже была финальная стадия концерта, мы просто вырулили на борде, пробравшись в противоположный конец толпы. И я исполнил прямо с саундборда финальную песню. Сделали вот такой серфинг. Конечно, все провода порвались, но это было торжественно.

КК: Случались ли у вас конфликты с поклонниками?

ЕГ: Помню, мне приходилось совершать пару прыжков, как рысь, со сцены и вцепляться кому-то в горло. Я всегда удивлялся, насколько это все быстро происходит, как быстро я уже там. Но как-то разруливалось мирно. Нет, каких-то особенных конфронтаций не было. Наверное, потому, что наша музыка позитивна всегда. Конфликты могут быть, но это за счет каких-то очень случайных людей.

КК: А кто самые преданные ваши фанаты?

ЕГ: Мои родители — полные фанаты нашего бэнда. Не исключено, что создадут когда-нибудь свой собственный сайт Gogol Bordello.

КК: Бывает, после концерта, после дикого напряжения и всплеска эмоций, приходит опустошение. Что вы с этим делаете?

ЕГ: Я преодолел эту проблему, потому что очень часто с ней сталкивался. Пришлось залезть в самые недра, разобраться, в чем дело. Не многие артисты это делают. Они бегут от себя. На самом деле этот процесс естественен. Как у бывшего спортсмена, у меня было преимущество. Я знал, что имею дело с адреналином. Сообразил, что это не только эмоциональная вещь. Атлетическая смекалка меня выручила. И я теперь очень хорошо прохожу шлюзы эти послетуровые. Ведь самый трудный момент турне – возвращение домой. Это каждый музыкант скажет. Я никогда не ухожу в полный отдых после тура. Ну, 2-3 дня ничего не делаю абсолютно, но когда натуральный даун уже пробует воцаряться, тут я начинаю заниматься каким-то новым проектом. И в принципе всегда остаюсь в олимпийской форме. Наша музыка очень physical, очень связана с этим всем, поэтому я никогда не выхожу из хорошего атлетического состояния — all kind of physical activities.

КК: А каким спортом занимались и занимаетесь?

ЕГ: Я в свое время серьезно занимался легкой атлетикой. И мои друзья удивлялись тогда — как это я стал музыкантом? А музыканты удивляются — как это мне удается два часа безмятежно носиться по сцене? Сейчас в основном это плавание и велосипед. Ну, еще просто лазить везде люблю. Люблю залезть куда-нибудь — в горах, холмах, водопадах.

КК: Последний раз куда залезали?

ЕГ: Лазил в «городе водопадов» — это возле Рио, в двух часах езды. Еще помогает медитация. All these good things, все эти хорошие вещи. Мне нравится мой стиль жизни. В нем есть все элементы: и зацентровки, и разрывалово. И я не подхожу суперсерьезно к работе. Вспоминаю Эразма Роттердамского. Он говорил примерно о том, что высшая степень кайфа — это жить с определенной долей… дуракаваляния.

КК: А при таком бешеном ритме — что со сном?

ЕГ: Я всегда очень хорошо высыпаюсь, сон для меня — это святое. Nobody f***s on my sleep.

КК: На каком языке вам петь легче? На каком сложнее?

ЕГ: Нет различий. Каждый язык имеет свой power. Если украинский более мелодичный, то португальский более соблазнительный, испанский более агрессивный. Я подхожу к этому как к краскам, у меня нет постоянной установки.

КК: А сколько языков знаете?

ЕГ: Четыре. Ну, четыре с половиной. Русский, украинский, английский, португальский и, в общем-то, цыганский, не считая остального — понемножку.

КК: А пели когда-нибудь на совершенно незнакомых языках?

ЕГ: Да, в нетрезвом виде. Неоднократно. На языках, в смысле, поговорить? Да, бывает.

КК: В фильме «Собачье сердце» предсказательница отвечает Шарикову на вопрос: «Какое самое главное событие в моей жизни?»...

ЕГ: (перебивает) Ха-а… «впереди».

КК: А вы что бы ответили про себя?

ЕГ: Самое главное событие — это всегда настоящее, настоящий момент, и надо расщепить кайф момента. Это и есть наша задача. Задача этой всей цивилизации. Некоторые люди к этому уже пришли. Некоторые долбят этот вопрос целую жизнь и до сих пор не понимают, о чем разговор. Будда ходил-ходил, ходил-ходил, потом понял — this is it. I got it. В одном нью-йоркском журнале была на эту тему классная карикатура. Сидит буддийский монах, старый, и с ним рядом — молодой. Они оба медитируют. Молодой спрашивает: «А после этого что? What’s after?». А тот отвечает: «This is it, this is it now». В русской религиозной философии это называется «радость бытия». This is it. Сделай свой сегодняшний момент, наполни его радостью — вот твоя задача на жизнь.

Еще вниманию меломанов:
Интервью с Григорием Сандомирским (Лампа Ладино)
Интервью с Игорем Полесицким (Klezmerata Fiorentina)
Интервью с Евгением Маргулисом