Я работаю читателем детских книжек и в последние годы заметила одну очень любопытную вещь. Ну, то, что у детской литературы всегда есть некая воспитательная функция — аксиома, это все знают. Но очень любопытно, как и в какую сторону эта воспитательная функция реализуется. Так вот, я замечаю, что очень многие детские, точнее, малышовые книжки довольно жестко нацелены не на воспитание детей, а на воспитание родителей, и из всей литературы для самых маленьких необходимую двуадресность детской книги в полной мере реализует скандинавская.
Все вокруг читают своим детям скандинавские книжки, особенно шведские. Сами читают и другим советуют. Были даже издательства, которые пытались одно время специализироваться только на шведских детских книжках. Потом, конечно, расширили географию, но тем не менее.
Скандинавы — шведы, финны, норвежцы — тактичны, добры и толерантны, они очень внимательны к чувствам детей. Как читателей, так и персонажей. И вот эта-то внимательность и дает тот самый эффект воспитания взрослых. «Ой, — должна сказать себе по прочтении шведских малышовых книжек какая-нибудь мама, измученная капризами чадушка, — и правда: дети ж не капризничают злонамеренно, они же по-другому воспринимают мир, и нам надо их просто-напросто понять!» А дальше должно наступить всеобщее благоденствие и радость, идиллия понимающих родителей и спокойных детей. Почему спокойных? Потому что книжки вербализуют многие детские страхи и фантазии, выступают как этакие посредники при диалоге взрослого с двух- или трехлеткой. Красота.
Когда все эти книжки начали выходить по-русски, мои личные крошки были уже слишком большими, учились в школе. Так что «отходы» своего рецензионного производства я передавала подружкам с детьми помладше. Мне казалось, что это прекрасная идея: книга-посредник для семейного чтения. И подружки со мной соглашались. Но вот их дети думали по-другому. Их не радовала «Веста-Линея», они отказывались слушать «Храбрую крошку Мемули», а перечитывать соглашались только «Петсона и Финдуса», которые вообще не об этом. Дети сами отказывались от посредника-переговорщика, то ли чувствуя некую неестественность ситуация, то ли просто предпочитая общаться с собственными родителями напрямую. Зато мамы были в восторге.
Еще тогда в голове моей мелькнула смутная мысль, что это все неспроста, но мне было некогда ее думать. А теперь вот, спустя много лет, я думаю. Думаю, почему в посредниках нуждаются только взрослые? Может, дети просто не в состоянии сформулировать свою нужду? А может, все наоборот, и взрослые ищут в книжке-посреднике не возможность диалога с ребенком, а поддержку и опору самим себе? Раньше я называла эти книжки «подпорками» и даже «костылями», а теперь вот думаю, наверное, я была не права. Наверное, просто есть два типа литературы для родителей: та, что написана как будто взрослыми для взрослых (сборники советов, рекомендации психологов и прочее в том же роде), и та, что написана как бы взрослыми для детей. Только эти дети сами уже родители. А книжки эти для них — что-то вроде идеальной бабушки.
А что. Сами смотрите: говорит с тобой уверенным тоном. Помогает. Знает, как надо. Видит твоего внутреннего ребенка, за которого очень хочет спрятаться твой внутренний взрослый. Явно нежно к тебе относится. И при этом — затыкается, стоит тебе захлопнуть обложку, и не лезет не в свое дело.
В Швеции институт бабушек в нашем понимании, говорят, не существует, да и у нас в крупных городах он тоже постепенно если не сходит на нет, то по крайней мере сильно меняется. Так что книжка в роли бабушки — это выход.
Наверное.
Надо сказать, что и мы, родители, стали с куда большим вниманием относиться не только к внешним, но и к внутренним детям. Давно уже не зазорно заботиться о внутреннем ребенке, радовать его по-всякому, наряжать и покупать ему книжки. Вы видели, сколько сейчас выходит книжек для внутренних детей? И новых, и классических, которые «та самая книжка!» в «том самом виде!». И ладно б только книжек. Ностальгия, стремление к прошлому — это чуть ли не основной мировой тренд.
Но возникает вопрос: а куда будут стремиться наши дети, когда дорастут до наших лет? Что случится с их внутренними детьми? Как они будут разговаривать со своими младенцами и с пожилыми нами?
Вот мой семнадцатилетний отрок давно (и почти справедливо) считает себя самым взрослым и разумным человеком в семье.
И да, для разговора со мной ему тоже никогда не требовался посредник. Надеюсь, и не потребуется.
