Одиннадцать лет назад логопед-психолог детского сада просила меня не делать ошибки и не отдавать сына в школу в неполные шесть лет: «Он еще маленький! Он даже не знает того, что обычно знают дети в его возрасте: Репку, Колобка, Курочку Рябу…»

Для того чтобы хоть отдаленно вообразить глубину моего шока, надо понимать, что я в те времена работала в газете «Книжное обозрение», где отвечала за детские книжки. Детям своим я исправно читала каждый вечер вслух (как раз тогда, помнится, мы читали «Мы все из Бюллербю»), кроме того, они умели складывать буквы в слова с трех лет каждый. В общем, услышав приговор, я оторопела. Я собрала всю силу воли и начала оправдываться: мол, читали мы и про Колобка, и про Курочку, но сейчас мы читаем другие книжки, которые вместе со старшим братом (брату в тот момент не было еще семи, и он учился в первом классе), а еще математика по Петерсон у нас так хорошо идет… Жалкие оправдания не выглядели убедительными даже для меня самой.
По дороге из садика я спросила: «Неужели ты не помнишь сказку про репку? Ты же ее знаешь! Посадил дед репку…» — «Да помню я все: Мышка за Мурку, Мурка за Жучку, Жучка за Внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, репка за суслика, а суслик за свою норку!» — «За какого суслика?» — «За того, на котором вся земля держится».
В этот момент мне следовало сделать какой-то глубокий и далеко идущий педагогический вывод о характере моего сына. Но я его почему-то не сделала. Только порадовалась, что про репку мальчик все-таки знает.
В школу я сына все же отдала, потому что мне не хотелось растягивать полуторагодовалую разницу между детьми до двух лет, сократить до года казалось более логичным. И в школе он быстро понял, что читать тексты из учебника скучно. И даже когда я тыкала ему пальцем в фамилии писателей, с которыми он знаком с рождения не только по книжкам, он фырчал и отворачивался.
Да что там учебники! Он книжек тоже в руки не брал. «Зачем читать “Гарри Поттера”, — говорил прагматичный ребенок, — если мы уже посмотрели фильм?» И это в то время, когда старший брат прочитал все доступные на тот момент переводы, невзирая на их качество. «И зачем ты мне даешь Пеппи? Это очень грустная книга, я не хочу ее читать,» — заявлял его младший брат и утыкался в телефон. «И Усачева с Востоковым я тоже читать не буду, потому что я и так все это слышал на их выступлениях, зачем повторяться?»
Мир стремительно мерк передо мной: в моем доме растет нечитающий ребенок. Ребенок, которого мне не удавалось «расколдовать» ни одной замечательной книжкой. Погружаясь в пучину печали, я даже не очень обратила внимание на его заявление о том, что день рождения Астрид Линдгрен должен стать главным праздником всех детей всего мира. Пару раз мелькнул луч надежды, когда девятилетний сын всю ночь внезапно читал «Четыре желания» Йона Колфера (вытащил подростковую книжку из моей рабочей кучки), а одиннадцатилетний — сказку Линор Горалик «Агата возвращается домой», но потом он вновь нырял в телефон и в компьютер, принципиально носил из школы двойки по литературе и всячески отбрыкивался от книг. А уж когда отец отдал ему свой старый смартфон, младенца и вовсе перестало быть видно.
В общем, надо было смириться: один из моих детей — нечитающий. Школьную программу по литературе он может осваивать, только слушая аудиокниги в машине — деться там все равно некуда. Английский язык — о господи, не говорите мне об английском! На зачете в восьмом классе этот малолетний паразит, отвечая топик «Система образования в России», смог произнести одну-единственную фразу: «Educational system in Russia is sucks». В то время как его старший брат читал книжки по-английски, участвовал в олимпиадах и вообще казалось, что он — моя резервная копия, дополненная и улучшенная.
«Зато у него другие достоинства», — со вздохом подумала я про младшенького фразой из сказки гениального Седова и отстала от ребенка. Пусть себе играет на компе и на гитаре (да, в отличие от старшего он закончил музыкалку), ходит на свои исторические танцы, плюет на школу, а мы уж будем любить его и такого — что ж еще остается?
А потом начало происходить странное. Во-первых, этот нечитающий ребенок стал внезапно рассказывать про книжки, которых мы совершенно точно не имеем в аудиоварианте. Во-вторых, он насмехался над старшим братом: «Где ж ему Бродского-то читать?» В-третьих, к месту и не к месту демонстрировал отличное знание текстов Пратчетта. В-четвертых, он рассуждал о качестве переводов фантастики шестидесятых и о том, насколько они близки к оригиналу.
В общем, когда он согласился говорить о книгах, оказалось вот что. Дитя читает. Но он уверен при этом, что чтение — процесс интимный (и тут я не могу не согласиться), а потому не требующий постоянного обсуждения. Читает он только то, что сам для себя выберет, и его выбор может сильно отличаться от моих ожиданий. Ну и, само собой, подтвердился давний тезис: если книги в доме повсюду, ребенок все-таки не может их не читать. Просто иногда он это скрывает.
В отцовском смартфоне, от которого сын не поднимал головы, был, как выяснилось, закачан весь «Плоский мир» Терри Пратчетта.
Из недавней командировки мне пришлось тащить ему американское издание Дугласа Адамса, потому что переводы его на русский не так близки к оригиналу, как хотелось бы этому эстету. Он, оказывается, незаметно для нас всех выучил язык, играя в компьютерные игры и смакуя старые фантастические сериалы, — сначала с субтитрами, а потом и без. И вот в список своих технарских ЕГЭ он добавил английский.