«Варшавские анаграммы» Ричарда Зимлера — книга во многих отношениях неожиданная. Начать с того, что рассказчик ее мертв; нить повествования сплетает иббур, дух умершего, который поселяется в теле живого человека, чтобы завершить на земле важную миссию или благое дело (Зимлер заимствует это понятие из лурианской каббалы).
Зимлер обозначает фон скупыми и точными мазками — скученность, вонь, голод, беспризорные дети, кафе богатого «маленького гетто», контрабанда, походы «на ту сторону» через подвалы и канализационные туннели, похоронные команды, с трудом долбящие мерзлую землю. Не пытаясь создать объемную панораму, он работает скорее с символами, чем с реалистическими описаниями: к примеру, Януш Корчак или глава Юденрата Адам Черняков упоминаются лишь одной фразой, и куда больше места уделяется попытке героя купить втридорога прогнившую головку цветной капусты и его размышлениям о собственной старческой немощи. Казалось бы, в этих обстоятельствах крах общества и геноцид целого народа важнее смерти одного частного лица, но для рассказчика, престарелого психоаналитика Эрика Коэна, она означает все. Каждый мертвый, говорит он, должен быть наделен индивидуальными чертами.
На колючей проволоке на стенах гетто начинают находить трупы еврейских детей с отсутствующими фрагментами тел — без руки, ноги или куска кожи. Среди них — любимый внучатый племянник Коэна, Адам. Психоаналитик и его закадычный друг Иззи решают найти и покарать убийцу, причем в сознании Коэна, как выясняется уже к концу книги, судьба Адама неразрывно связывается с судьбой всего еврейства, загнанного в гетто и обреченного на уничтожение.
Собственно детективная линия этого небольшого, но многопланового романа не лишена изящества, пусть и не слишком достоверна. Временами она переходит чуть ли не в боевик, и сцены становятся вовсе невероятными — реализм Зимлера, как уже сказано, относителен, и напоминает скорее детальное воплощение кошмарного сна.
Для самого автора «Варшавские анаграммы» означали путешествие в семейное прошлое. «Все европейские родственники моей семьи побывали в гетто, прежде чем их отправили в лагеря смерти. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры родителей — сотни их погибли от рук нацистов. Сбор материалов для романа превратился и в исследование последних лет их жизни» — говорит Зимлер. Он читал воспоминания о Варшавском гетто, провел неделю в польской столице, где со старой картой в руках бродил по современным улицам вдоль несуществующих стен уничтоженного гетто.
«Более, чем что-либо иное, это помогло мне представить себе гетто как «еврейский городской остров», отрезанный от остальной Польши и Европы. Этот образ поразил меня. Какова была жизнь на этом крошечном, переполненном острове в центре Европы, где скучились 450 тысяч человек?» – рассказывает Зимлер.
Американское еврейское издание «Форвард» не так давно витиевато определило Зимлера как «самого известного из ныне живущих неизвестных еврейских писателей Америки». Для Зимлера это определение не лишено иронии. Он родился в Нью-Йорке в 1956 году, рос в атеистической атмосфере (отец — рекламный менеджер, мать — биохимик). «Даже в заднее окошко дома Бог не сумел бы проникнуть», — говорит Зимлер. Представление о чудесном он получил из греческих и индийских мифов. Учился в Стэнфорде, стал журналистом и в 1990 году переехал в Порту, чтобы создать нетрадиционную семью вместе со своим португальским партнером-биохимиком. В 2002 Зимлер, который все эти годы преподавал журналистику в Порту, получил португальское гражданство.
Как-то будущему писателю попалась на глаза книга об иллюстрированных еврейских рукописях. «Я увидел людей с птичьими головами, демонов и ангелов», — вспоминает Зимлер. — «Что здесь происходит? Мои познания в иудаизме были очень поверхностными, и я подумал, что не мешало бы изучить все это поглубже».
Так начали проступать очертания романа о еврейском художнике, иллюстраторе манускриптов, живущем в Лиссабоне. Брахия Зарко, герой «Последнего каббалиста Лиссабона», расследует убийство своего дяди, знаменитого каббалиста. Фоном романа, как и в «Варшавских анаграммах», стало трагическое событие еврейской истории: «пасхальный погром» 1506 года в Лиссабоне, когда толпа, ведомая монахами-доминиканцами, расправилась с тысячами евреев, незадолго до того по требованию короля Мануэла I принявшими христианство.
Двадцать четыре американских издателя отвергли роман. «Еврейскую книгу на этот год я уже купил», — написал один из них Зимлеру. В отчаянии писатель отправил рукопись в лиссабонское издательство. Изданный в 1996 году, «Последний каббалист Лиссабона» стал бестселлером в Португалии, а затем и в Америке, где разошелся шестидесятитысячным тиражом.
С тех пор Зимлер написал еще семь романов. Два из них — «Охота полуночника» и «Хранители рассвета» — составили вместе с «Последним каббалистом» «сефардскую трилогию» (как ее определяет автор) о семействе Зарко в различные исторические эпохи. Книги Зимлера удостоены нескольких литературных премий и переведены более чем на 20 языков, включая греческий, шведский, польский, голландский, венгерский и литовский. А также, добавим, и русский: «Последний каббалист» и «Охота полуночника» были в 2006-2007 годах изданы в Москве, но прошли, насколько можно судить, практически незамеченными.
Увлечение автора каббалой заметно и в «Варшавских анаграммах». Не говоря уж о центральном образе рассказчика-иббура, это и сами анаграммы, которые занимают немалое место в романе и в конечном итоге приводят психоаналитика Эрика Коэна к разгадке кровавых событий (сохраняя надежду, что роман рано или поздно будет переведен на русский, утаим эту разгадку от читателя). Анаграммами, поясняет Зимлер, зашифровывал подлинные имена Иммануэль Рингельблюм, трагически погибший летописец Варшавского гетто. «Но благодаря изучению каббалы я также знал, что практика создания анаграмм, в свою очередь, связана с древней и весьма важной еврейской традицией: определенные слова и имена — например, тайные имена Бога — обладают такой силой, что могут становиться опасными, — говорит Зимлер. — «В книге я решил проследить эту связь и выразить еще одну мысль, которая кажется мне важной — о том, что Катастрофа заставила нас изобретать новые способы выражения ранее невыразимого. И потому «Варшавские анаграммы» — это еще и книга о словах и языке».
Еще о Варшавском гетто:
Социология смерти
И была любовь в гетто
**И другие нуары:
Ночи черные
Эберхард против Эраста
Город падших ангелов
