Роман Йозефа Рота «Иов» впервые вышел на русском языке в конце 90-х в журнале «Иностранная литература» и с тех пор неоднократно переиздавался отдельной книгой. Теперешний выход его в серии «Проза еврейской жизни» издательства «Текст» — повод поговорить об этой книге австрийского классика именно как о явлении еврейской культуры.
Меламед Мендл Зингер — обычный местечковый еврей. В меру богобоязненный и благочестивый, детей учит Торе «с честным рвением и без особых успехов» не по призванию, а потому, что меламедами были и отец его, и дед. Богатства Мендл не накопил, зато уже к тридцати годам стал отцом немалочисленного семейства.
Зингер походил на человека, у которого было мало времени и много неотложных целей. Не возникало сомнений, что жизнь его всегда была тяжела, а подчас и мучительна. Он должен был одевать и кормить жену и троих детей. (А четвертого она как раз вынашивала.) Бог снабдил его чресла плодородием, сердце равнодушием, а руки бедностью. Им не приходилось взвешивать золото и пересчитывать деньги. Тем не менее жизнь его текла себе и текла, точно маленький скудный ручеек среди неказистых берегов.
С рождения Менухима многое изменилось в семье Мендла и Двойры. После верениц несчастий семья переехала в Америку, оставив больного младшего на попечение соседа-музыканта. Но тучные годы длятся недолго и заканчиваются так внезапно и страшно, что богомольный Мендл, Иов ХХ века, разочаровывается в вере.
Он называет Бога исправником, порывается сжечь филактерии и ходит в итальянский квартал есть свинину. Пример библейского Иова Мендла не утешает — мерой его отчаяния становится неверие в чудо, к тому же современный мир отличается от ветхозаветного:
— Хотя Бог может все,… но можно предположить, что самых больших чудес Он уже не совершает, потому что мир их больше не заслуживает. И если бы даже Бог захотел сделать для тебя исключение, то этому бы воспрепятствовали грехи других. Ибо другие недостойны видеть чудо, совершаемое для праведного, и поэтому Лоту пришлось отправиться в дальний путь, а Содом и Гоморра погибли, не увидев чуда с Лотом. Ныне же земля заселена повсюду — и даже если ты куда-то уедешь, то газеты сообщат о том, что с тобой происходит. Так что Богу в наши дни приходится совершать лишь средние чудеса.
Но великое чудо в жизни Мендла все-таки происходит: в минуту самого горького отчаяния и унижения к опустившемуся старику приезжает его сын Менухим – здоровый, богатый и талантливый, всемирно признанный композитор. Вместе с радостью жизни к Мендлу возвращается вера: он снова надевает едва не сожженные филактерии и творит молитву.
Йозеф Рот говорит о том, что каждый человек — Иов, готовый верить и благодарить Бога во дни благоденствия и становящийся атеистом или даже богоборцем, едва счастье ему изменяет. Но подлинная вера – это всегда и надежда. Правота Двойры заключалась не только в том, что она верила предсказаниям старого ребе, но и в том, что готова была отдать Менухима в светскую больницу. Мендл и Двойра корили себя за то, что покинули больного сына, но в этом и было его исцеление: музыка пробудила разум мальчика, а концерты в больнице стали первой ступенью к обретению призвания и признания. Йозеф Рот, писатель-экспрессионист, автор печальный, но не отчаявшийся: Бог, по его мысли, не исправник, Он не раскрывает человеку Своих планов, но всегда поступает ему во благо.
Илья Эренбург писал о Роте: «Единственный писатель своего времени, который пишет совершено по-новому, не порывая при этом связи с классической традицией». Действительно, экспрессионизм Рота проявляется в языке, в образах, символических внутренних рифмах. Вот одна из самых трагических и поэтических сцен «Иова»: евреи в талесах самозабвенно исполняют покаянную молитву «Кол Нидре», а за ними наблюдает Мендл в черном костюме, одинокий, нераскаянный и неприкаянный:
Они падали на колени и поднимались, большие желто-золотые восковые и кипенно-белые стеариновые свечи наклонялись и капали на молитвенные одежды горячими слезами, которые в мгновение ока застывали. Белые евреи сами наклонялись, как свечи, у них тоже падали слезы — на пол — и высыхали. А Мендл Зингер стоял черный и безмолвный в своей обыденной одежде, позади всех, возле двери и не двигался. Губы его были сомкнуты, а сердце — словно камень. Пение Кол Нидре поднялось, как горячий ветер. Губы Мендла Зингера оставались сомкнутыми, а сердце — как камень.
Однако структура романа, композиция и линейное повествование — классически-строгие. Принцип «быть верным традиции в поисках новизны» относится не только к творческой манере Рота. Роман «Иов», будучи и притчей, и мелодрамой, рассказывает не только о меламеде Зингере — это отчаяние и надежда человека любой национальности и вероисповедания, и в то же время – судьба, которую, по мнению Рота, должны избрать евреи в ХХ веке.
Его герои не порывают с верой предков — ведь даже бунт Мендла указывает на то, что новый Иов считает традиции иудаизма напрямую исходящими от Бога. И в тоже время герои, рожденные и повзрослевшие в черте оседлости, открыты новому и готовы идти навстречу другим народам. Самый близкий по духу человек для Мендла и Двойры — русский извозчик Самешкин. Дети Мендла расходятся в разные стороны: Иона вступает в Белую Гвардию, а Шемарья сражается за свою новую Родину — Америку. Сам Мендл, которого Рот называет праведником, ничего не имеет против брака дочери Мириам с добрым, порядочным и любящим ее американцем-неевреем. Мир бывших обитателей местечка не исчезает, но становится более свободным и открытым, и Йозефу Роту, еврею по Галахе, это нравится. И то, что путь прогресса не мешает его народу сохранять свои уникальные черты, он считает самым удивительным чудом.
Еще «Проза еврейской жизни» и «Чейсовская коллекция»:
Алан Дершовиц. Слово в защиту Израиля
И в Пилице, и в Иерусалиме
Начато в 1913 году
Взгляд частного человека
Дороги везения
Где-то жизнь
Памятник человеколюбия
И угасая, воскресает
Томный парижский гамен
Шаги навстречу
«Я на Западе, а сердце мое — на Востоке»
