Новые книги проекта «Книжники» — о евреях после Второй мировой войны. Герой Хаима Граде сам пережил войну, героиня Карлы Фридман родилась уже после, но ее родители пережили Освенцим. Герои обеих книг — почти тезки, символичные имена которых говорят о том, что народ, перенесший трагедию, способен передавать новым поколениям не только страшную память, но и великую надежду: «Оно означает: жизнь. Я думаю, родители после войны не верили до конца, что выжили, и назвали меня так наперекор судьбе».

Революция после Освенцима

Карла Фридман. Два чемодана воспоминаний
Издательство: Текст, Книжники, 2012
Перевод: с нидерландского Ирины Гривниной

В еврейском квартале Антверпена время не движется. Мужчины в черных шляпах и с пейсами ходят по улицам, их жены в париках день-деньской стоят у плиты и пестуют кучу ребятишек. Здесь говорят на идише, живут по еврейскому календарю, и кажется, что не было никакой Катастрофы. Но она была. И не только благополучные обитатели вечного штетла обосновались на этих улицах, но и те, кому удалось выжить в концлагерях, сохранить память и найти в себе мужество вернуться в повседневность, создавать семьи и растить детей.

Для родителей Хаи, рассказчицы и главной героини романа Карлы Фридман «Два чемодана воспоминаний», работа по дому, стряпня, «внимание к мелочам — не попытка ли зачеркнуть прошлое, показать всему миру: да, я позволяю себе заниматься ерундой, ничего дурного со мной не случилось»? Сама Хая ерундой не занимается — студентке философского факультета, увлеченной анализом левой идеи, не до того. Еврейское Хаю тоже не особенно интересует, а когда она устраивается няней в семью хасидов Калманов, то и вовсе вызывает протест: суровая, сдержанная жизнь без радости, где непосредственность, спонтанность приносятся в жертву ритуалам.

Однако младший сын Калманов, мальчик с символическим именем Симха (радость), становится Хаиным любимцем, и, общаясь с ним, она понимает, что еврейский мир не так мрачен, как кажется. К тому же друг семьи дядюшка Арфелшнитт — человек глубоко верующий, знаток Торы, также переживший Освенцим, — объясняет, что нельзя по антверпенским хасидам судить обо всем еврействе. Они — лишь часть еврейского мира, и часть, не аккумулирующая в себе всю еврейскую культуру, но добровольно ушедшая в изгнание, в обычаи галута. А еврейство в целом — оно другое, живое и изменяющееся, и именно любовь к жизни, к ее простым радостям позволяет народу каждый раз возрождаться после тяжелых испытаний.

Еврейство и иудаизм для Хаи начинают ассоциироваться не с сухой буквой Закона, не с умозрительностью философии, а с живой экспериментальной наукой — в частности с неклассической физикой, которая не только рассматривает мир, но изучает его примерно «на ощупь» и меняет его. Этот переход от философии к физике кажется странным, но героиня Карлы Фридман принадлежит к поколению студентов 1968 года.

Первое послевоенное поколение ответило стихийным требованием свободы на трагедию, произошедшую с их родителями во время Второй мировой. Фашизм оказался апогеем механистической схоластической мысли, расчленяющей мир, сводящей человека к набору функций. Студенческая революция 1968-го — бескровный бунт, возвращающий человечеству радость бытия и непосредственность переживаний. И в обретении послевоенным миром этой живой непосредственности с естественной легкостью встраивается как часть целого и еврейская мысль — размышления евреев о самих себе.

Выжившие или живые?

Хаим Граде. Мамины субботы
Издательство: Текст, Книжники, 2012
Перевод: с идиша В. Чернина

Роман в рассказах, написанный на идише. Еврейский городок, бедная набожная вдова, день-деньской стоящая на рынке над корзинами с зеленью; ее сын, который не хочет учить Тору, мечтая стать то художником, то писателем. Вынужденная, презрительная, сквозь зубы, помощь богатых родственников.
«Мамины субботы» Хаима Граде поначалу воспринимаются как стилизация под Шолом-Алейхема, тем более что автор не только не скрывает влияния классика, но и подчеркивает его скрытыми цитатами. Однако мир перед Второй мировой куда страшнее, чем в преддверии Первой. Молодежь бежит из Вильно — не в Америку, как когда-то, а в светлое социалистическое будущее, где они будут трудиться на заводах и фабриках и петь песни. А оставшиеся в Литве родители получают совсем неожиданные новости: «Меня можно поздравить. Мои дети… шпионы».

Во второй части книги исторический абсурд еще страшнее и беспощаднее. В Литву вторглись немцы, и герой бежит все в тот же СССР, которому, правда, теперь не до ловли шпионов. Мать и жену Хаим оставляет в Вильно — беда грозит только мужчинам, не такие чудовища эти немцы, чтобы безвинно карать женщин и детей. Если первая часть романа подчеркнуто реалистическая, с понятными образами, традиционной обрисовкой характеров, последовательной хронологией, то во второй части мы видим Граде-модерниста. Скитания Хаима с Запада на Восток, его жизнь в Сталинабаде описаны с использованием потока сознания — мрачного, хаотичного, экспрессивного. Военная трагедия идет рука об руку с государственной нелепицей, сюжеты, достойные Беккета и Ионеско, отражают вполне реальное положение вещей — например, история о евреях-«леваках» из Литвы, устроивших сидячую забастовку с требованием, чтобы их отправили служить в армию, но угодивших вместо этого в тюрьму.

Экспрессионистская, на самом пределе отчаянья и третья часть «Маминых суббот», в которой Хаим возвращается в Вильно в поисках близких. Это рассказ о выживших, но не о живых, о вечных плакальщиках, которые женят своих погибших сыновей на их мертвых невестах. «Ни вы, ни я, никто не спасся. Мы просто остались в живых».
Книга, которая начиналась — обманчиво — как сентиментальная и юмористическая история об отношениях матери и сына, оборачивается отчаянной сагой о гибели целого мира.