Героиня романа, столетняя Розанна Клир вот уже шестьдесят лет сидит в психбольнице города Роскоммон. Ее Ирландия съежилась до размеров неприбранной палаты и собственной головы, откуда она прилежно вынимает на бумагу то, что помнит, а что она помнит — не всегда то, что было на самом деле. Впрочем, у кого достанет жестокости ждать правды от женщины, которая большую часть своей жизни была похоронена заживо.
Истории Розанны — от тысяча девятьсот четырнадцатого и дальше, через всю историю ирландских войн — то, что, по ее мнению, и остается от каждого человека после смерти. Его личное несвятое писание, в котором каждый человек — творец своей судьбы, потому что Бог — это то, что случается с человеком после того, как его личная скрижаль исписана под завязку, а уж правда или нет — не слишком важно. Важно — искренне ли.
Второй голос в романе — стареющего доктора Грена. Потеряв жену, которую он потерял еще раньше из-за одного-единственного проступка и личной совестливости, доктор превращает журнал записей о пациентах в личную исповедальню, пытаясь еще встать и пойти, всплыть на поверхность — то ли исцелившись, то ли трупом.
Когда эти два голоса — и два персонажа — сходятся, обнаруживается, что и истории их в чем-то схожи. Все то же бесконечное ирландское везение, все то же невероятное умение радоваться самым грустным вещам, потому что никогда не знаешь, будет ли лучше, а вот хуже быть может, всегда пожалуйста. Розанна вспоминает, как работала официанткой в кафе «Каир» и как по субботам весь мир — весь Слайго — собирался в кинотеатре, как в церкви, чтобы уверовать еще раз во Фреда Астера. Доктор Грен вспоминает счастливые отпуска в несчастливом и немодном Бандоране. Сын Розанны в Назарете, жена доктора в могиле, а они сидят и ждут, когда в парке зацветут нарциссы, потому что все плохое уже случилось — с ними и со всей Ирландией, и так давайте, пожалуй, спляшем на собственных поминках, раз уж больше некому.