Вот уже третий год израильский Институт Жаботинского и московский культурно-просветительский центр «Ковчег» издают полное собрание сочинений Владимира Жаботинского в девяти томах. В 2010 году в свет вышла третья книга серии — вторая часть второго тома, если следовать нумерации составителей и издателей. В нее включены все известные на сегодня фельетоны, рассказы, очерки, эссе и рецензии Жаботинского, опубликованные на страницах российских и прочих периодических изданий в 1902 году.

Почему «на сегодня»? Потому что, по оценкам редакционного совета ПССЖ, еще сотни ранних произведений Жаботинского остаются неизвестными. К примеру, совсем недавно итальянские исследователи нашли две статьи, написанные им по-итальянски и опубликованные в газете "Аванти!". Идентифицировать их было относительно нетрудно: обе статьи подписаны Vladimiro Giabotinski. А вот над атрибуцией еще одной статьи в том же издании пришлось покорпеть – она вышла без подписи, и опознать авторство удалось только благодаря тематическому и стилистическому сходству с двумя другими. Однако случай с "Аванти!" по всем параметрам считается легким, поскольку сам Жаботинский в «Повести моих дней» упомянул вскользь о сотрудничестве с этой газетой. В отношении других газет и журналов таких наводок нет. Задача усложняется еще и тем, что автор вовсю использовал псевдонимы. Профессор Леонид Кацис даже снабдил книгу послесловием, которое посвящено проблемам идентификации публицистики Жаботинского на стыке XIX и XX веков.

Большую часть 1902 года Жаботинский провел в Одессе, вернувшись летом предыдущего года в родной город из Италии. Итальянское влияние, разумеется, ощущается и в его одесской публицистике. Удивляться тут нечему – Италия не только бесконечно радовала Жаботинского, но и наложила неизгладимый отпечаток на его взгляды и стиль письма.

Главным в этот мой римский период была жизнь, жизнь молодого, здорового и легкомысленного существа, живущего, как и все остальные итальянцы вокруг. Я настолько ассимилировался в этой среде, что не выделялся из нее. Это был единственный период во всей моей жизни, когда я действительно жил в другом народе, одной жизнью с гражданами этой страны... Тогда, в дни моей молодости, я говорил по-итальянски, как итальянец, жители Рима принимали меня за уроженца Милана, а сицилианцы за римлянина, но не за чужеземца. Между моими и их мыслями, реакциями, выражениями радости и гнева и повседневными привычками не было никакого различия.
Все впитанное в Италии он с превеликим удовольствием стремился передать своим читателям. Двадцатилетний Жаботинский прекрасно писал на любые темы, собственное мнение у него было практически обо всем: о процветающем литературно-артистическом сообществе Одессы и о том, как развить и осовременить художественный вкус интеллигентной публики, о «телефонных барышнях» и о том, что рано или поздно изобретут аппарат, который сделает их ненужными. О таланте Максима Горького и том, что несмотря на этот талант Горький как властитель дум и предводитель поколения свое отжил. О том, что проституция – зло, но повинны в нем не проститутки. О том, можно ли дискриминировать людей, основываясь на том, как они одеты. Помимо этого Жаботинский вел в «Одесских новостях» театральную колонку, где не упустил возможности высказаться о молодом Шаляпине:

Нам не случалось вообще видеть более тщательного и добросовестного отношения к внешности изображаемых лиц, чем у этого замечательного артиста. Дикция и экспрессивность пения у г-на Шаляпина были превосходны, но интонация не везде чиста.
К другим участникам того же оперного представления Жаботинский был менее снисходителен:

Сват – г-н Гаврилов – недурно держался на сцене; о голосе его сказать нечего, ибо такового у него почти нет.
А вот еврейскую тематику в статьях этого года найти сложно. Еврейские имена и фамилии появляются, а вот еврейских тем нет. За одним исключением. 8 сентября Жаботинский под псевдонимом Altalena, понравившемся ему еще в Италии, опубликовал пространную статью «О сионизме». В ней разбивается в прах атака на сионизм, содержавшаяся в едкой статье Иосифа Бикермана в «Русском богатстве». Сегодня особую усмешку вызывает следующий пассаж Бикермана: «Всемирная история не знает случая, когда бы какая-либо группа людей — род, племя, народ, орда — вздумала бы в одно прекрасное утро создать государство, а вздумав, создала бы его». Но это сегодня, а в начале прошлого века русификатора Бикермана и ему подобных многие считали реалистами, и Жаботинскому пришлось использовать яркую и разнообразную палитру аргументов (и недюжинный риторический талант), чтобы вступиться за еврейское национальное движение. И не случайно 1902 год сам Жаботинский впоследствии назвал своим последним этапом на пути к сионизму.

Любопытно, что тогдашние нападки на еврейское национальное движение мало отличались от нынешних. Жаботинский подробно отвечал на вопросы вроде «способны ли евреи к земледелию» и «может ли почва Эрец-Исраэль производить злаки в достаточном количестве». Но особенно его потрясло циничное бикермановское обвинение сионизма в реакционности, в том что он-де «отвлекает евреев от общечеловеческой культурной работы, от заботы об интересах всего человечества». Не уверен, что апологетика Жаботинского помогла раскрыть глаза антисионистам из числа самих евреев; скорее это сделали трагические события ХХ века. Впрочем, бикерманы не исчезли с русско-еврейского культурного поля, и неудивительно, что из всех значимых еврейских фигур последнего столетия именно Жаботинского они ненавидят столь яро. В особенности злит их то, что многие называют «парадигмой Жаботинского»: будучи настоящим сыном мировой культуры, Жаботинский все же избрал «еврейский путь», посвятил все свои многочисленные таланты возрождению еврейского народа. Перед ним были открыты все двери, он мог стать своим и в России, и в Италии, и в Англии (его культурный бэкграунд простирался далеко за пределы русскоязычной сферы обитания – Жаботинский был истинным «человеком мира»), однако Жаботинский пренебрег этими возможностями без всякого — или почти без всякого — сожаления. И, разумеется, есть люди, которые никогда не простят ему еврейский выбор, поэтому и теперь не мешает повторить последние слова статьи Жаботинского: «Ругайтесь! Идеалы стоят выше изветов и не боятся клеветы».