И вот он снова президент, но у него болит живот, и голова болит сильней, чем если б он упал с коня, и это вылечить нельзя, и невозможно не пойти на службу или на прием, ведь он, реально, президент. И хуже всякой головы, и тошноты, и живота – что он не помнит ни хера про что он пил, кому звонил и что подписывал вчера.
Таков примерно скелет новой повести Льва Гурского – он же президент всех альтернативных Россий Роман Арбитман, он же Денис Кораблев, он же запойный алкоголик у руля большой непутевой страны. Он помнит инаугурацию (смутно), банкет, много-много водки, коньяка, шампанского, а потом не помнит ничего. Но ключевая особенность организма Дениса Анатольевича заключается в редком умении:
…Он мог уходить в запой хоть на неделю, хоть на месяц, но если не знать, что он бухой вдрабадан, никто в жизни не догадается. Внешне как стеклышко, на вид абсолютно трезв, весел, общителен, деловит <…>, но все делает, как говорится, на автомате.
Кроме того, новый президент попросил написать новый гимн России (музыка Элтона Джона, слова Боба Дилана), разрешил журналистам носить оружие и сделал еще массу полезных вещей. В похмельном же состоянии он оказался совершенно не в состоянии выполнять представительские или какие-либо иные функции, но гимн ему снова не понравился, поэтому Кораблев пригласил бывшего советского стихотворца Теянова, автора строчки «Добро должно быть с кулаками», написать новый текст. Взамен Теянов попросил президента разобраться «насчет Сергея Анатольевича по вопросу безвременной смерти».
-- Но разве ваш Есенин не повесился еще лет сто назад? – тактично спросил я. – Не поздновато ли органам разбираться?
– Не сам он повесился! – жарким шепотом сообщил мне грызун. Все было подстроено. Они его приговорили и привели в исполнение.
– Кто такие «они»? – не врубился я.
– Ну эти… – Теянов тоскливо заозирался. Видно было, что он хочет мне что-то сказать, но отчего-то не решается. – Эти самые… – Поэт показал фалангу своего мизинца и нервно мне подмигнул. – Их всего 0,69 процента, а они повсюду… и на земле, и под землей… ну малый народ… Вы же меня понимаете?
После чего генпрокурору поступил приказ выяснить, что за «малый народец» – карлики или цирковые лилипуты? эльфы и гномы? – убили поэта Эс Есенина сто лет назад.
В пересказе это дивно и смешно, шутки одна другой остроумнее, чиновники человечнее, а власть предержащие хоть и руководствуются диковатой логикой, но, по крайней мере, она есть. Выпьет Кораблев – ура самолетам. Еще выпьет – ура пчеловодам. Накатит сто грамм, и черная чайка Джонатан Ливингстон парит над крышей генпрокуратуры. Но чуть только попустит бедного Дениса, чуть только ниже уровень алкоголя в крови, сразу все становится плохо: беглые олигархи позорят родину, сопредельные страны унижают национальное достоинство, а вместо дипломатических делегаций мерещится президенту мерзкая склизкая нежить.
Читать же эту прекрасную во всех отношениях историю невероятно мучительно. Не только потому, что даже самые отличные шутки, абсурдные и неожиданные, собранные в таком количестве, воспринимаются как сборник анекдотов – на третьем десятке становится не смешно. Хуже, что все это слишком похоже на настоящее: эти евроремонты силами азиатских гастарбайтеров, непредсказуемые переходы от эйфории к паранойе, непостижимые поступки вменяемых с виду людей. Для анекдота это слишком много, а для сатиры слишком мало. Но если отвлечься от эмоций, перестать опознавать в героях их прототипов и не сравнивать оригинал и интерпретацию, то президентские хроники и Романа Ильича Арбитмана, и Дениса Анатольевича Кораблева – идеальное свидетельство, если не сказать хроники времени. С этой точки зрения не так уж важно, что именно делает президент Денис Кораблев на своем боевом посту или куда собирается лететь президент Роман Арбитман из прошлой книги.
Альтернативная ли история, бред ли запойного алкоголика, соотношение между здравым смыслом и абсурдом в книгах Гурского остается неизменными, как будто фиксируя существование некой физической величины, постоянного коэффициента, определяющего их пропорции на отдельно взятой части суши. Если в одном месте чего аукнется, то в другом непременно откликнется, как водка и закуска, как русский и еврей. Связаны, понимаешь, одной цепью, и плывут, плывут... Вот разве насчет целеполагания полной ясности пока нет, кроме, может быть, желания сделать «чтоб всем было хорошо». И кто скажет, что это плохо, пусть первый бросит весла.
И другие люди, одаренные особым умением пить:
Убежденный эпикуреец и утонченный эстет
Разгульные евреи городка Л.
А также кошерное вино и с чем его едят