Онлайн-тора Онлайн-тора (Torah Online) Букник-Младший JKniga JKniga Эшколот Эшколот Книжники Книжники
Кофемольская правда
Иван Первертов  •  29 января 2010 года
Люди нашего круга в квадрате

Эта книжка сама все про себя знает. Она знает, что смешная, что остроумная, она – с должной долей самоиронии – ценит себя за каламбуры и уместные цитаты из всего, что уместно цитировать в нашем кругу. Ее кажущаяся колумнистская легкость маскирует серьезные размышления о любви и деньгах, а если отвлечься от «романа об отношениях», то перед нами окажется превосходный путеводитель по Нью-Йорку.

Журналист Михаил Идов сначала написал роман «Ground Up», потом сам же (вместе с женой) смолол его в русскую «Кофемолку», и после этого в высшей степени удачного автоперевода сравнение Идова с Набоковым стало неизбежным. Среди бесконечных Nabokov-like каламбуров попадаются чудесные – из имени героя (Марк Николас Шарф) один персонаж делает прекрасное «ларс фон кашмарик». Киноманам с «Кофемолкой» вообще раздолье. Чего стоит хотя бы обсуждение стаканчиков с кофе: самую большую порцию назовем «Орсон» (Уэллс), самую маленькую – «Роман» (Полански), тогда посредственная будет «Вим» или «Джим». Цитаты из Чехова и Фрэнка Синатры прилагаются.

Герой – Марк Шарф, еврей по национальности, русский по рождению, американец по паспорту и нью-йоркец по жизни. Родители его приехали из Ленинграда в Америку в 70-е, поменяли фамилию Шафаревич на Шарф, а образ жизни питерских интеллигентов – на тихую жизнь в американской глубинке. Марк пошел на филологический со специализацией по русскому языку и литературе.

Все, что от меня требовалось, — это симулировать невежество в начале семестра и постепенно подкручивать уровень владения материалом ближе к экзаменам. По иронии судьбы в результате все более скудного общения с родителями, которых я к тому времени не на шутку стеснялся, мой русский медленно, но верно чах; к последнему курсу я знал его как раз на уровне выпускника чикагского филфака со степенью в русском языке и литературе.
Шарф стал рецензентом (в основном плохих) рукописей, женился на американской китаянке Нине Ляу, которая таким образом попыталась сбежать от тирании своей очень богатой матери, и однажды супруги решили открыть в Нью-Йорке кофейню в европейском стиле. В сущности, весь роман – это подробное описание проблем, с которыми сталкиваются новоявленные бизнесмены, и постепенного развала их отношений. И еще это превосходная галерея нью-йоркских фриков, где главный фрик – сам город.

Люди, которые ссыпаются в Нью-Йорк, должны, чтобы выжить, перемолоть себя в однородный порошок: белый, черный, полезный, запрещенный ли, – но однородный, и понять, на какой полке их место. Настоящее венское кафе посреди бесконечных забегаловок, в которых вместо кофе – переслащенная бледная жидкость, – это как кофейное зерно, случайно попавшееся в чашке растворимого напитка из цикория. Марк с Ниной, давно смолотые в манхэттенский порошок, просто не понимают, что их затея обречена на провал. Они лезут в этот бизнес потому, что ресторанный критик похвалил стряпню Нины, а еще потому, что хотели повлиять на «психологический ландшафт города». Но в кафе продаются покупные пирожные и хороший кофе, так что владельцам вообще не нужно уметь готовить. А взаимодействие с психологическим ландшафтом – это и вовсе самообман. Свойственный, правда, «нашему кругу», который все надеется, что, если захочет, сможет повлиять на что угодно. На практике получаются плохие и хорошие кофейни, удачные романы, довольно крепкие бизнес-проекты. Но психологический ландшафт города от этого не меняется.

В общем, кофемания от Марка – это книжка о «нашем круге», который всегда о себе: богема среднего класса, интеллектуалы с в/о и в/п, отличающие Трюффо от латте и выучившие, что в этих словах удваивать, а что – ударять. Неудивительно, что в нашем московском кругу «Кофемолку» признали и полюбили немедленно.

Отчаянная жажда быть принятым за своего вкупе с гуманитарным образованием, научившим меня безнаказанно сплетать косички несвязанных слов («данное произведение исследует взаимозависимость тела и пространства»), породили чудовище. Взращенное на легком коктейле фактоидов из научного и делового разделов "Нью-Йорк Таймс", чудовище гордилось умением поддержать пятиминутную беседу с представителем почти любой профессии.
Героем движет именно это – жажда быть принятым за своего. Но «свои», «свой круг» – это такие же люди, как он, точно так же заучившие несколько фактоидов: что модно, что можно, чего нельзя. И на самом деле эти люди не любят настоящий кофе, а пьют то, что в Москве называется «бурда из кофе-машины», а в Нью-Йорке – regular, обычный. И ходить в кофейню Марка эти люди не будут, а возьмут что-нибудь коричневое с сиропом из забегаловки напротив. Московские кофеманы, напротив, увидели в этой истории легкую трагедию непризнанного интеллектуала, которого перемолол равнодушный Нью-Йорк.

На самом деле эта книга – искренняя и удачная попытка сойти за своего. Здесь все понарошку. «Отношения» героев строятся на милых шутках и разваливаются, как только начинается совместная работа. Совместная работа не приносит прибыли, а полностью зависит от денег богатой матери Нины. Путеводитель по Нью-Йорку – лучший вид путеводителей, сочетающий легкость с необязательностью, – подробно рассказывает о несуществующих местах. Где какие забегаловки, где какие галереи, что дают ближе к ночи вот в этом ресторане, сколько денег вы заработаете, попытавшись распродать дизайнерские шмотки, кто появляется в обычном кафе на не очень шумной улице в два часа дня, а кто приходит после пяти. Автор честно признается, что в настоящем Нью-Йорке нет улицы, на которой семейство Шарф-Ляу открыло свой бизнес. И семейства Шарфа-Ляу тоже наверняка нет, зато есть много похожих персонажей. Китайско-русских черных детей, азиатских португальцев с Аляски, одноглазых евреев-бизнесменов, о которых рэперы сочиняют песни.

Хотя нет, одноглазый еврей – это тоже из «Кофемолки». Двухметровый израильтянин Ави Сосна со вставным глазом сдает Марку и Нине помещение под кафе и учит их вести бизнес.

Сосна сознательно культивировал образ довоенного портного или, выражаясь по-местному, шмоточника. При этом он таковым никогда, строго говоря, не был <…> Вообще, как я обнаружил, почти все люди, связанные с недвижимостью Нижнего Ист-Сайда, — владельцы, инспекторы, маклеры, архитекторы, строители — в какой-то момент эмигрировали из Израиля. Они держались вместе, связанные земляческими узами, которых я прежде в своем народе не наблюдал, — израильством, полностью отделенным от еврейства как такового.
Марк с этими своими каламбурами и цитатами культивирует образ интеллектуала. Его родина — интеллектуализм, полностью отделенный от ума как такового. «Кофемолка» — идеальный пример книжки, которая могла бы сидеть с «нашим кругом» в одном кафе, разговаривать об «ах, этом городе», или о последнем фильме Джима Джармуша, или о новом заведении на углу Тверской и 23-й, интеллигентно шутить. Полусветский полутреп.

В конце «Кофемолки» Марк пишет-таки дешевый ужасный роман — то есть, с одной стороны, делает то, к чему приспособлен гораздо больше, чем к ведению бизнеса, а с другой стороны, получается у него что-то чудовищно банальное. Зато свое, без оглядки на кого бы то ни было и без ощущения собственной исключительности. Он отсылает текст Нине, и первое, что слышит от нее:

— Знаешь, что в этой вещи изумительно?
— Что?
— Она не о тебе.

Еще кофе?

кофе
среднего
рода

Елена Поляковская •  21 июля 2010 года