Это такая история новой московской Аси Клячиной, которая любила, да не за тех выходила замуж, потому что вечно путала правила игры. Отличницей и чемпионкой по шахматам простая советская девушка приехала в Москву из села Яльчики Чувашской АССР, поступила в институт и вышла замуж за парня из хорошей еврейской семьи. Хорошая эта научная семья проживала в Черноголовке, ратовала за верность устоям и правилам приличия и оказалась морально не готова к жизнелюбию невестки, раскрывающемуся, как цветок. Родители мужа надеялись, что из девушки выйдет достойная сноха. Свекровь вкусно готовила и повторяла народную мудрость: «В доме должно пахнуть пирогами». Свекор, крупный ученый-биохимик, академик, бегал по утрам и придерживался принципов здорового питания. Сухо упоминается, как родня сшила Марии из занавески халатик и разрешила донашивать чужие вещи. Семья Штейнманов мордовала бедную девицу своей пресловутой еврейской жадностью, запрещала водить друзей в дом, а муж повторял, что он восточный мужчина, так что жена должна сидеть дома и угождать.
Положа руку на сердце, признаем: такое может произойти в каждой семье, тем более в профессорской. В телеграфном стиле Марии нет ни намека на антисемитизм: евреи, не евреи, ей разницы нет, это уж точно. Она честно признается, что образованный, начитанный Олег Штейнман когда-то казался ей самым умным человеком на земле. Провинциальным девушкам часто хочется перепрыгнуть через свое происхождение и оказаться в дамках – в Черноголовке, на Университетском, в Дубне. Они понятия не имеют, как им там будет скучно с их природной живостью и без сданного кандидатского минимума. Девушка вынесла из брака только одно: громкую фамилию. Менять ее Мария не стала. А что, фамилия эта универсальна и прекрасно запоминается, хоть в Москве, хоть в Европе.
Оставив сына в Черноголовке, на воспитание бывшим родственникам, героиня отправилась по морям и волнам поздних девяностых. Немного поработала моделью, немного – в бутике, немного посожительствовала с мутным бизнесменом-татарином, который бил ее смертным боем, немного еще со всеми подряд, иногда просто за стол и кров. В Париже сорвала банк: подцепила обеспеченного и родовитого пожилого француза. Здесь бы маленькой мадам Растиньяк и остановиться, но вот подвело прилагательное «пожилого». А может быть, и существительное «француза». Потому что, вы не поверите, душа коварно перестала просить французского гражданства и стала просить любви. Натурально, как последняя дура.
Девушка вернулась в Москву, попробовала себя как журналистка и на первом же интервью влюбилась в Народного Артиста. И вот тут и начинается главная история жизни, зверской искренней любви, описания беспорядочного секса, попытки попасть в вечность в лице законной жены. И закономерный облом в конце.
Чем весь этот романтизированный промискуитет отличается от прочих дневниковых книжек? Только одним: маленькая (но хорошего модельного роста) героиня очень выгодно смотрится на фоне сегодняшних светских персонажей, переваривающих в литературу опыт своей жизни. Хотя бы потому, что она, эта героиня, ничего, кроме красивой еврейской фамилии, так и не вырвала у этой жизни из зубов. Гола как сокол: ни особняков, ни денег, ни мужа. Сын вырос в Черноголовке хорошим еврейским мальчиком, на маму смотрит с нежным снисхождением. Есть еще прижитая от испанского графа маленькая дочка и гонорар за книжку. Откуда граф? Ну и граф случился, такие девушки многое себе позволяют. Нет, вру, есть еще два аванса за две следующие книжки, которые заказало Штейнман одно большое издательство. Должно же как-то окупаться в этом мире большое сердце и широкая душа классической авантюристки.
Слабые женщины:
Что/кто и в какой такой позе
Наконец-то Барби сделала что-то, чем я могу гордиться