Палестина, 20-е годы ХХ века, третья алия. Восемнадцатилетняя Тоня Пекарь, вчерашняя гимназистка, приезжает в мошав Нагалаль строить еврейское государство. Новая жизнь одновременно прекрасна и мучительна. Брак по любви, но с вдовцом, чьих детей теперь придется растить вместе со своими. Работа на земле Израиля приносит радость, но к этой работе у фантазерки и прекрасной рассказчицы Тони совершенно нет склонности. С обстоятельствами бороться невозможно, и происходит классический психоаналитический перенос, когда все неприятные явления сливаются для героини Меира Шалева в одного вполне конкретного и, кажется, даже оборимого врага — грязь. Роман «Дело было так» может вполне послужить иллюстрацией к исследованию о том, как и почему людьми овладевает мания чистоты.

В доме Бен-Бараков каждая минута посвящена борьбе за чистоту. Мать семейства изобретает новые, универсальные способы мытья полов и выкручивания тряпки.

… бабушка Тоня была довольна только тогда, когда вода, впитавшаяся в тряпку и выжатая в ведро, становилась абсолютно чистой и прозрачной. А чтобы убедиться в этой прозрачности, она проверяла воду как следует быть, то есть зачерпывала из ведра в ладонь и медленно сливала обратно против света. И если вода не была прозрачной как следует быть, она требовала, чтобы девочки снова помыли пол, снова поменяли воду, снова протерли тряпкой, снова выжали ее — и так еще раз, и еще, и еще.
А чтобы мыть так не пришлось слишком часто – не чаще раза в неделю – есть простой способ: не пачкать. Поэтому дом Бен-Бараков полон нежилых комнат.

Здесь у бабушки душевая, в которой нельзя принимать душ, здесь туалет, которым нельзя пользоваться, а здесь спальня, в которой нельзя спать, и столовая, в которой нельзя есть, а здесь, — останавливалась она у двери старой ванной комнаты, той «святая святых», где стояла настоящая ванна, — здесь живет бабушкин пылесос, свипер.

Вся семья ютится в двух маленьких комнатках, а моется под «шикарным душем» во дворе. Там же домочадцы Тони справляют нужду, потому что в стерильно-чистом туалете в доме мать семейства имеет обыкновение хранить сливовые пироги. А пылесос-«свипер» («щетка») был отправлен на вечную ссылку в ванную, потому что не только всасывает пыль, но и хранит ее в себе — своего извечного врага Тоня не намерена терпеть, даже если тот скроется в недрах пылесоса.

Родных дочерей Тоня превратила в золушек, но конфликт отцов и детей сходит на нет через поколение, в отношениях дедов и внуков. И вот уже мальчик по имени Меир Шалев замечает в своей бабушке не только деспотичность и трагикомическую манию чистоты, но и ее независимость от чужого мнения, внутреннюю свободу и независимость. Она — единственная женщина в мошаве, которая грамотно подготовила своих девочек к супружеской жизни, а внуку и вовсе советует приходить к ней каждый раз с новой девушкой, и всегда готова предоставить им «лежанку». Тоня «немножко мешигене, конечно, но такая своеобразная». Ее любимые словечки перенеслись через океан и зазвучали в голливудских фильмах, и свой талант рассказчика Меир Шалев — герой и автор романа «Дело было так» — унаследовал не только от отца, известного израильского писателя Ицхака Шалева, но и от бабушки-мошавницы.

…на меня повлияли четыре великих русских рассказчика — Николай Гоголь, Владимир Набоков, Михаил Булгаков и бабушка Тоня…
Как «Русский роман», и «В своем доме в пустыне», роман «Дело было так» — это история страны, показанная через историю одной семьи. Очень израильская книга, в которой один абзац порой требует несколько примечаний, чтобы объяснить незнакомые реалии читателю-иностранцу. И это, кроме того, патриотический роман, без пафоса и с безусловной любовью к своей земле. Предки героя совершают ежедневный подвиг, но даже не замечают его. Талантливые люди, они занимаются тяжелым крестьянским трудом, а их литературная одаренность воплощается только в семейных анекдотах и легендах. Социалистические убеждения проявляются не в лозунгах, а в быту: в Нагаллале смеются над мещанками, делающими «маникур», и в семье автора даже запрещено играть в монополию, чтобы не уподобляться презренным капиталистам. Но это их осознанный выбор, в отличие от других мест:

Там такие люди идут на работу, согнув спину, с потухшими глазами, а здесь он видел перед собой совсем других, еврейских крестьян — высоко сознательных, гордых людей, с высоко и гордо поднятой головой.
Меир Шалев прожил в Нагаллале только два года, но этого времени хватило, чтобы запомнить еврейскую деревню как золотой рай детства, землю, где случаются чудеса, где пылесосы обладают свободой воли, а умные ослицы летают в гости к королям и султанам. Именно это поселение в пустыне – а не Иерусалим – стало для него сердцем Израиля, настоящей Землей Обетованной.

Когда мы вернулись в Иерусалим, в серые блочные дома нашего квартала, к его сумасшедшим, сиротам и слепым, все там показалось мне угрюмым, больным и унылым после золотых и зеленых деревенских дней — дней простора и солнца, открытого тела, босой ноги в теплой пыли, мальчишки и щенка, и закрытых дверей, за которыми истории и тайны.
Еще "Проза еврейской жизни" и "Чейсовская коллекция":
Алан Дершовиц. Слово в защиту Израиля
И в Пилице, и в Иерусалиме
Меир Шалев. Впервые в Библии