Впервые Рашкофф наделал шуму в 1993 году, опубликовав исследование новой цифровой культуры «Киберия». К религиозной проблематике он обратился сравнительно недавно. В книге «Ничего святого», вышедшей в 2003 году, он говорит о так называемом «иудаизме с открытым исходным кодом»: надо сделать так, чтобы иудаизм развивался динамично, постоянно перестраивался, а не каменел в узких рамках ортодоксии. (По вполне понятным причинам еврейская элита приняла эту идею в штыки.) Основной смысл «Завета» в том, что Тора состоит из записанных историй, отзывающихся во времени и пространстве, — следовательно, их можно переписывать заново. В предисловии к «Акеде», первой части «Завета», Рашкофф говорит о Библии так: «Это настольная книга для духовного бунта… Ты думаешь, будто овладел магией в совершенстве? Взламывая реальность, проверь исходник — посмотрим, как ты с ним справишься».
«Завет» весьма остроумен и так же полон апломба, как вышеприведенная цитата. Эпизодически возникает alter ego автора - добродушный персонаж Профессор Росс, страшно озабоченный тем, что Америка «докатилась до новой эры корпоративизма». Но, к сожалению, это не комикс, а полный караул.
В начале «Акеды» Джейк с группой повстанцев, сражающихся против чипирования, укрываются в здании под кодовым названием «Храм» - бывшей синагоге, снабженной большим бассейном. Оказывается, эти дистанционно управляемые радио-микросхемы – приборы мощные и хитроумные: они не только вычисляют местонахождение носителя, но могут ударить его током и даже убить. И – ну, разумеется, – они живые и могут расти, поскольку используют программу искусственного интеллекта, которую, как выясняется, 20 лет назад изобрел папа Джейка. Кроме того, у Джейка и его не вполне легальной бывшей ученицы Дины завязываются некие отношения. Она – из команды Храма, но отождествляет себя с Астартой (видимо, поэтому художник Лайам Шарп всегда рисует ее в облегающих шортиках или в амуниции готической Лолиты) и работает в стрип-клубе под названием – ну надо же! – «Вавилон».
И все же, несмотря на все старания оживить библейский текст и перенести сюжет в новую среду, «Завет» - отнюдь не пионерское начинание, каким, видимо, представляется автору. В прошлом комиксы по-разному заигрывали с Библией: вспомним хотя бы детскую серию сороковых годов «Библейские истории в картинках» или непочтительную антологию 1987 года «Скандальные россказни из Ветхого Завета» (в ее создании участвовали Алан Мур и Нил Гейман). А пространный и весьма эксцентричный комментарий к Торе - книга Дэйва Сима «Серебус: последние дни»? Антропоморфный муравьед на протяжении 140 страниц объясняет первые 38 глав Бытия персонажу, сильно смахивающему на Вуди Алена. Не исключено, что самое интересное еще впереди: легендарный мультипликатор Р. Крамб уже несколько лет работает над собственной адаптацией «Бытия».
Шарпу удалось создать несколько потрясающих образов, однако ему явно не хватает дара дизайнера и рассказчика. Ключевые моменты «Завета» приходится объяснять словами, поскольку картинки ничего не проясняют. Десять страниц примечаний, которыми Рашкофф снабжает первые два тома (все сноски помещены в конец второго, «К западу от Эдема»), помогают расшифровать, к чему он клонит, но лишь отчасти. Комикс чаще любопытен, чем красив. Авторы всецело поглощены своими рассуждениями и забывают об элементарных вещах: ясности, захватывающем сюжете, персонажах, которым хочется сопереживать. Похоже, что читатели уже теряют терпение: несмотря на первые одобрительные рецензии, продажи «Завета» стремительно падают – если тираж первого выпуска был 18 000 экземпляров, то апрельский семнадцатый выпуск едва дотягивает до 7 000.
«Завет» – неудачный комикс, потому что история плохо рассказана. Рашкофф вновь и вновь возвращается к параноидальному бреду, усугубленному натужными параллелями с Библией: идентификационные чипы - это каинова печать, компьютерные программы столь злокозненны, что по дизайну точно совпадают со змием из райского сада. В одной сцене декадентствующий промышленник, стоящий за всемирным валютным заговором (мы понимаем, что он декадент, поскольку он отдыхает в кресле «папасан», а полуголые служанки потчуют его виноградом), у нас на глазах перетягивает себе вены жгутом и вкалывает «глобос», затем направляется на крышу своего небоскреба, символизирующего Вавилонскую башню, и заявляет «Слушайте меня, люди. Я – мир. Мир – един».
Довольно грубо сработано. Как и остальные диалоги Рашкоффа.
Неуклюжие разъяснения: «Похоже, апгрейд флеш-памяти прошел успешно. Теперь вся их кровеносная система переполнена нано-наличностью. Наверное, и на серотонин действует». Разжеванный подтекст: «Теперь, как и тогда… я снова явлен». Топорная мелодрама, напоминающая плохо переведенные субтитры: «Не кричи на меня, Атум-Ра. Я очень занята. Ныне только люди могут нас спасти», - заявляет Астарта сквозь слезы, поскольку ее, по видимости, в эту минуту насилует вавилонский бог Мардук.
Порой «Завет» использует форму комикса довольно изобретательно. Например, Древо Познания нарисовано как продолжение руки Астарты, простертой в Эдемский сад. А Илия запечатывает его буквой «бет», с которой начинается Бытие и которая одновременно оказывается границей картинки вокруг изображения сада. Истории из Торы, обыгранные в этом комиксе, – краеугольный камень иудаизма и западной культуры, и Рашкофф остроумно исследует их исторический контекст и не устаревающее значение. Но собственные творения автора не вызывают столь же глубокого резонанса. Фантазия Рашкоффа, создающего мидраши, и его плоская инертная научная фантастика, - между ними такая же разница, как между архетипом и клише.
Концептуальные комиксы:
Супергерой под желтой звездой
Заяц ПЦ
Петрович
Шон Тан
Еврейские комиксы на Jewish Ideas Daily
с сайта www.nextbook.org/cultural/feature.html?id=643> nextbook.com, сокращенный перевод Яны Токаревой//
