«Окна» — концептуальный сборник в довольно строгом понимании термина. Девять новелл Дины Рубиной об окнах — окнах в жизнь, окнах из жизни — и картины Бориса Карафёлова, на которых тоже окна, окна, люди за окном, люди смотрят в окно, люди отвернулись от окна. Очень красивая книга — книга как предмет, книга как живое существо. Внутри — как и полагается, чудеса.

Девочка идет в темноте по дороге, хочет попасть домой, задирает голову, смотрит в небо. Девочка лежит под деревом, оцепенело смотрит вверх сквозь листву, слушает, как ее окликают, не откликается. Над венецианским каналом в окне препирается пара, и дело явно пахнет керосином. За стеклом лежит щеночек — будущая нахальная и отчаянно любимая взрослая собака. В фанерном проеме мелькают руки женщины, которая смешит публику со сцены. Дерево за окном, куда смотрела, умирая, другая женщина, которую кто-то любил, и витражи, куда смотрит человек, который кого-то любит. На шестом этаже еще один человек, любящий и отвергнутый, стоит на подоконнике, смотрит вниз, примеривается.

Море и небо, двор с выгоревшей травой, маски венецианского карнавала, царапучие руки старой женщины, кодлы бесстрашных кошек и одна любознательная псина, золотые ступени монастыря, которые видны только тем, чьи помыслы чисты, разрисованные деревянные птички иерусалимского торговца, пожелтевшие кружева в лавке двух одряхлевших ведьм. Сборник называется «Окна», но эта книга — не просто окно, не галерея стрельчатых и прочих оконных проемов; внутри калейдоскоп, разноцветное волшебство неуправляемых стеклянных осколков. Калейдоскоп — идеальное окно, в котором изображение меняется непредсказуемо, однако по воле зрителя. Ты сам творишь узор — просто не знаешь заранее, каким он сложится: так ребенок играет в сотворение мира. Взрослый тоже может сыграть: скажем, в Иерусалиме выходишь на улицу, прислушиваешься к разговорам. Распахивается окно. Складывается узор.

«Господи, подумала я, в кои веки я просто захотела съесть мороженого. Могу я, черт возьми, в этом городе просто съесть мороженое, без всего этого высокого сопровождения: без рассуждений справа и слева о добре и зле, о Боге и ангелах, о поющем раввине, о рабби Симхе-Буниме и роли Иисуса в еврейской истории…»

Узоры калейдоскопа бесконечно разнообразны, потому у этих новелл, в общем, и не случается абсолютного финала. Перебираешь картинки, над одной задумываешься, потом откладываешь ее, но она продолжает мерцать на сетчатке, а взгляд уже устремлен на следующую, фокусируется неспешно — куда нам бежать? Да некуда. Текст просто затихает — зритель отвел взгляд, жизнь за окном продолжается без него, уже безнадзорно.

Окна — не двери. Двери — для тех, кто в гуще событий, кто меняет декорации, страны, языки, профессии, окружение. Двери — для романных героев, для тех, с кем что-то происходит — взаправду или в мечтах, обладающих хоть каким-то потенциалом к осуществлению. Окна — для тех, кто в текущий миг предпочитает позицию наблюдателя. В двери можно войти — или выйти. Выход в окно — нарушение правил, в окна полагается только смотреть. Они — окуляр для непричастного, для того, чьи двери заперты или временно притворены. Так смотрят художники, писатели, репортеры и демиурги, перешедшие на стадию полевых испытаний спроектированной вселенной. Так смотрят те, кто умеет смотреть, полон любви, но пока не считает нужным вмешиваться. Если вдуматься, еще так смотрят те, кто вовсе умыл — или же опустил — руки, но в отличие от художников, писателей и демиургов эти, как правило, ничего не создают.

…Господь Бог приоткрывает окно в облаках и с любопытством глядит на землю. Обзор так себе — в окно видно не очень много, параллелограмм пространства, разбодяженного звездным светом, выкусывает из чужих жизней внезапную сцену, неожиданный ракурс, случайный жест, но если не сидеть у окна годами, контекст неизбежно потерян. Что они там делают, а главное — зачем? В окно видно невнятное мельтешение, кто-то плачет, кто-то не спит ночами, кто-то в кого-то стреляет, кто-то произносит слова, которые смертоноснее выстрела (через окно не слышно, но видно, сколь окончательно бледнеет тот, другой), кто-то улыбается, берет кого-то за руку. А кто-то еще сидит молча на подоконнике, смотрит прямо на окно в облаках, откуда выглядывает Господь Бог. Смотрит — и не видит.

----------

Окно в Венецию: заглянуть.