Ивритской литературе тоже нужны классики. Всеми забытые, они иногда возникают из небытия и возвращаются на местный литературный Олимп. В таких случаях предыдущие поколения обвиняются в поверхностных литературных вкусах, в преданности какой-нибудь устаревшей идеологии, в опрометчивости в эстетически-универсальных мерилах.
Но, допустим, критикам удалось убедить нас в недопонятой гениальности Фогеля и Бердичевского. Тогда собрания их сочинений выходят большими тиражами, студенты погружаются в таинственные и непознанные ранее глубины творчества новых классиков. А Хаим Хазаз, Моше Шамир, Аарон Мегед и иже с ними отправляются в центры по переработке макулатуры. И едва их книги исчезают с полок библиотек, новое поколение исследователей сразу же пускается на раскопки упущенных литературных дарований. К авторам, намедни списанным, вновь появляется интерес, их воскрешают, понимают по-новому, перечитывают. От этого циклического движения и голова идет кругом.
Ури Нисан Гнесин ждал своей очереди пятьдесят лет. Первого ивритского импрессиониста не издавали всерьез с сороковых до конца восьмидесятых прошлого века. Гнесин считался всегда труднодоступным и непонятным широкому кругу читателей автором. Первая серьезная монография о нем была написана в 1977 году. По-настоящему им начали интересоваться, переиздавать и читать в университетах только в начале девяностых.
Шесть рассказов сборника: Хaцидда («Стороною»), Бeнaтaим («Пока что»), Бетерем («До»), Бе-ганим («В садах») Эцель («Около») и Ктата («Драка) — описывают темный беспокойный мир героя. Он покидает свои родные края, путешествует вдали от семьи и привычного еврейского быта, ищет себя в западном мире. Воспоминания мучают уже очень больного человека. Они запутаны и перетекают из рассказа в рассказ, размывая границы.
В конце концов герой Гнесина возвращается в родные места. Теперь он почти всегда безмолвен. Не узнает прежних мест, друзей, семью. Он на грани сумасшествия. Непрерывный внутренний монолог переполняет его больное сознание, каждое движение причиняет физическое неудобство. В рассказе «В садах» он убегает из местечка в лес, где встречается с отшельником-рыбаком Эфраимом, который живет вдвоем со своей умственно отсталой дочерью. Затаившись, герой становится свидетелем инцеста.
«Та тотчас смолкла и втянула голову в плечи, он приблизился, остановился перед ней и принялся молча и грозно разглядывать ее — ее обнаженные плечи. Поначалу я ничего не понял, но когда увидел вдруг его шею, короткую жилистую шею, все более и более наливавшуюся кровью, мне вдруг стало ясно, сам не знаю, как, что взгляд этот — не просто взгляд. Сердце мое затрепетало, дыхание перехватило. Я помню, что как лежал с вытянутыми руками, так и остался недвижен, точно бревно какое-то, только кисти рук успели сжаться, как видно, в попытке ухватиться за что-то, и кулаки, полные застрявшей в них травы, свело намертво...»
(перевод Светланы Шенбрунн)
Рассказ «Пока что» описывает молодого учителя Нафтали Бергера, который попадает в алогичные, нелепые ситуации. Герой не понимает, где он и чем занимается. Абсурдные телесные ощущения — сквозная тема рассказов Гнесина. На определенном этапе Бергер ощущает себя просто куском мяса, который не в состоянии контролировать себя. Мрачные кафкианские ситуации, полные иррационального, преследуют Бергера и его прототипов в других рассказах сборника.
Ури Нисан Гнесин родился в 1881 году в Стародубе Белгородской губернии. Сын директора местной иешивы, он получил ортодоксальное воспитание и образование. Во время учебы познакомился с Йосефом Хаимом Бренером, с которым впоследствии переехал в Лондон и начал издавать литературный журнал. Но издательский опыт оказался неудачным, к тому же в Лондоне друзья окончательно рассорились. В 1908 году абсолютно разбитый и больной Гнесин вернулся в Россию, а еще через пару лет умер в Варшаве от сердечного приступа в возрасте тридцати четырех лет.
Гнесин написал мало: пять небольших сборников рассказов — все его литературное наследие. Четыре вышли при жизни, последний, пятый издали друзья сразу после его смерти в 1913 году. Несмотря на это, он сильно повлиял на творчество Самеха Изхара, Ханоха Бартова, Моше Шамира. Гнесинская традиция — традиция ивритских импрессионистов — концентрируется на внутренних переживаниях, эстетизации бессилия и отрешенности от внешнего мира. Особенность Гнесина в том, что он описывает еврейскую среду, не вдаваясь в местечковую тематику, и старается как можно меньше касаться национальных и социальных идей. Главное для него как для импрессиониста — зафиксировать впечатления и настроения своих героев.
Универсальная тематика Гнесина опередила современников. В то время как его друзья с головой окунулись в создание образа нового еврея и занялись переосмыслением галутного прошлого, Гнесин писал об общечеловеческом и глобальном. Предчувствие близкой смерти для него лишало важности национальные проблемы. Некоторые обвиняют его в пассивной созерцательности и в нежелании перемен, но неприкаянность и неприспособленность к практической стороне жизни поднимала Гнесина над сионистской идеей, уводила за пределы национально-географического дискурса. И лучшее определение Гнесина дал его близкий друг, писатель Йосеф Хаим Бренер в своем дневнике: «... утонченный, высокий и чувствительный человек с кристальной душой. Слишком уж он был благородного происхождения, слишком нежен».
