Этот импозантный господин с пронзительными серыми глазами и ежиком черных волос – «фамильно устойчивый пигмент, небрежно отвечал он на комплименты» – искусствовед, профессор Иерусалимского университета, знаменитый эксперт. Любой коллекционер будет счастлив иметь картину, которую признал подлинной «сам Кордовин». Потому и толпятся у него «в скромной, но элегантной двухкомнатной квартире в иерусалимском районе Сен-Симон» состоятельные любители живописи со всего света.

Впрочем, есть у Захара Кордовина и другое убежище – «датча» – в малолюдном районе между Тель-Авивом и Иерусалимом, и туда пускать посторонних Захар не склонен. Выглядит холостяцкий приют довольно неожиданно:

…в этой зале царил отменный порядок, хотя вокруг широкого — в четыре квадратных метра — стола со столешницей из полированного здешнего камня были произвольно расставлены:
верстак с набором столярных инструментов;
фундаментальный мольберт с винтовым подъемником;
открытый этюдник с выскобленной до яичного блеска палитрой
и странные козелки, вокруг которых установлены были два голенастых, как аисты, подвижных софита-рeфлектора.

Большинство картин, подписанных именами известных или, наоборот, «заново открытых» художников, Кордовин написал сам. И заботливо пристроил в богатейшие частные коллекции и музеи мира – но не ради денег. Главный герой «Белой голубки Кордовы» не воспроизводит известные, но утерянные работы гениев прошлого – нет, он пишет новые картины, которые могли бы создать великие художники. Захар подлинно перевоплощается в любимых мастеров, будь то Рубенс, Фальк или никому, кроме двух-трех любителей, не известная Нина Петрушевская. Каждая картина заботливо снабжена историей с биографией, в действие вовлекаются все новые, ничего не подозревающие персонажи – и миру является неведомый ранее шедевр во всем блеске славы и таланта его «автора». А для истинного творца этот обман – возможность выразить благоговение перед художниками прошлого, которым Кордовин «дарит» новые шедевры, и своеобразная аскеза, способ самоуничижения.

Наконец, долгая мучительно-сладостная работа над самой картиной, когда ты не то что погружен в манеру художника, не то что живешь ею, а просто становишься им, этим единственным мастером, с его единственным стилем, его взглядом на свет и предметы, в которых свет этот преломляется, способом держать кисть или мастихин, привычкой работать только в утренние или полуденные часы... — одним словом, когда ты, подобно Всевышнему из космогонической теории каббалы, сжимаешься и умаляешься сам в себе, дабы освободить место рождению новой сущности...
Но зачем это нужно Захару Кордовину, гениальному, очевидно, художнику? Причина тому – совершенно невероятная история в духе Дюма-отца и Рафаэля Сабатини. Тут и месть за друга, и разлученные близнецы, и данный в сердцах обет, и последовавшие за ним странствия по всему миру. Словом, отличный приключенческий экшн, в котором даже пираты есть, и не какие-нибудь киношные джеки-воробьи, а самые настоящие еврейские пираты.

Полная фамилия Захара – Литвак-Кордовин – отражает и двойственность натуры героя, и перипетии его судьбы. С одной стороны – мир советского еврейства, Винница, откуда родом Захар. В изображении Дины Рубиной это не заштатный украинский городишко, а волшебная земля чудаков и безумцев, подобная Макондо или взрослой печальной Швамбрании.

…подскакивая, как кура, бегала Любка-фашистка, местная дурка, чью мать когда-то изнасиловали немцы.
Она дружила с Рахмилом...
Капитан Рахмил — китель на голое тело — жил во дворе у дяди Семы. …Выставить его за ворота дядя Сема не мог по трем причинам: Рахмил был фронтовиком, сумасшедшим и евреем.
<…>
В полдень на свою глубокомысленную прогулку выходил тихий сумасшедший по кличке «Голубое небо». У него всех убили.
<…>
Старик… неизменно улыбался в ответ и на небо кивал: «Голубое! — говорил умиленно. — Небо-то какое голубое!» — и из глаз лилась нестерпимая небесная синева.
Вообще в послевоенной Виннице безумцев было видимо-невидимо, как, вероятно, по всей изувеченной, обезноженной, изнасилованной и обезображенной стране.
Безумцев своего детства – эвербутлов – Захар Кордовин позднее напишет в цикле картин «Иерусалимка», и только эти работы подпишет своим настоящим именем.
Но кроме безумно-мудрой крови Литваков в венах героя течет кровь древнего сефардского рода Кордовера, в котором были и корсары, и ученик Эль Греко Саккариас Кордовера – исторический двойник и предшественник Захара.

Не склонные к авантюрам Литваки считают, что дурная кровь Кордоверов-Кордовиных толкает Захара и его мать на странные, необдуманные поступки, а истории о кораблях и пиратах – не более чем россказни полоумного старика.

— Это такая ужасная порча в крови, порча, Зюня, ты мне поверь... Дед Рува помнил этого их темного «Испанца», говорит, был страшный человек, то уезжал черт-те куда и пропадал месяцами, то приезжал опять... Будто его гнала по свету какая-то нечистая сила. Ходили даже слухи, что он кого-то порешил и потому всю жизнь бегал. То он был Кордовер, то Кордовин, то еще черт знает кто... и уж при нем всегда какое-то оружие. И врал все время, все он врал...
Но Захар уверен, что лишь обретя свои испанские сефардские корни, отыскав наследственный «удел», он станет самим собой и, может быть, снова сумеет писать свои картины.

«Твоя мама очень умная, Зюня... но вот эта ужасная, проклятая кордовинская кровь!»
Черта с два! Только этой крови он сейчас и доверял, только на нее и была сейчас надежда.
И хотя на первом плане в романе Рубиной авантюрная составляющая, эта книга еще и о поиске еврейской идентичности, в равной степени состоящей из культуры и сефардов, и ашкеназов.

Читать отрывок из романа:
— А что, в Ватикане Христа держат за импотента? Кроме шуток? Это ужасно обидно для моего народа. — Неисправим, — Лука вздохнул, приобнял Кордовина за плечо и повлек к порталу Страшного суда.

Больше хорошей и разной Дины Рубиной:

Почерк Леонардо, или "От истории не отвертишься"
"Израиль – забавная страна. Она увлекает, завлекает, ужасает"
"Цыганка"