Богатый юрист Мэтт Кинг проводит дни в больнице, где лежит в коме его жена. Двое дочерей, пятнадцати и десяти лет, оказались на его попечении неожиданно: до сих пор их воспитанием занималась мать. Юристу нужно принять решение и отключить жену от аппаратов поддержания жизни, а кроме того, завершить сделку по продаже наследной земли. Дело происходит на Гавайях, юрист — потомок древнего гавайского рода (по женской линии) и белых колонизаторов (по отцовской), и у него происходит, некоторым образом, кризис самоидентификации на всех фронтах разом. Бедняга Мэтт Кинг вынужден в реальном времени выяснять, хороший ли он муж (был), какой он отец, достойный ли наследник гавайской королевской крови.
Американка гавайского происхождения Хеммингс умудрилась рассказать катастрофическую, по сути, историю семьи в формате семейного фотоальбома, а поскольку происходит все на фоне пальм, волн и разноцветных рубашек, разбитая человеческая жизнь выглядит не то чтобы нормально, но в общем, естественно: на гавайской земле, где под ногами черный вулканический песок, где семьи разбросаны по островам, где слезы смывают морской водой, люди, кажется, умирают подобно морским ежам и поваленным деревьям — без ужаса.
Главный герой, надо сказать, с самого начала сетует: вот, мол, все думают, что у нас на Гавайях вечный праздник только потому, что у нас океан и мы круглый год ходим в шортах. Ну и что? Люди здесь болеют и умирают точно так же, как и в других местах. Нечего нам завидовать. Мы и не завидуем. Но отсутствие ужаса смерти, кажется, главная черта истории. Всю дорогу Джоани — мать семейства — лежит на больничной койке и не может даже дышать сама. Муж и младшая дочь проводят рядом с ней 23 дня, разговаривают, фотографируют, приносят открытки и игрушки, задергивают шторы, зовут друзей, но ни разу никто не погружается в мрачные глубины рефлексии. Ребенок, допустим, и не должен, но Мэтт Кинг мог бы, наверное, подумать о смерти, однако он думает исключительно о жизни. О том, какой была его жена, что она любила, как она одевалась, с кем дружила и почему изменяла ему. Этот вопрос беспокоит его настолько, что Кинг едет искать любовника Джоани, чтобы тот на все ответил. Больше того, в этот квест Кинг берет с собой обеих дочерей и бойфренда старшей и должен завершить поиски до того, как жену отключат от аппаратов, чтобы любовник тоже успел с ней попрощаться.
Удивительная легкость и какая-то даже обыденность происходящего, вероятно, возникает благодаря голосу рассказчика. Мэтт Кинг — такой слегка заторможенный, закрытый парень, у него, похоже, нет друзей, кроме жены, а с детьми он собирался начать общаться, когда те вырастут. Его родители, судя по всему, давно умерли, тесть его не любит, а у тещи Альцгеймер и ей все равно. Бизнес у Кинга идет хорошо, но для всех Гавайев он прежде всего наследник многих гектаров земли, на которой, возможно, появится еще один торговый центр или поле для гольфа.
Хеммингс непафосно и между прочим запараллеливает человека и природу. Женщина-мать и мать-земля лежат в коме, дожидаясь своей участи, и обе останутся жить в потомках: женщина в дочерях, земля — в том, что на ней будет построено. Мэтт Кинг не подписывался быть хозяином этих угодий, ничего для этого не сделал, но человек, в котором течет кровь гавайских королей, принимает на себя эту обязанность с той же невыразительной печалью, с какой смотрит на тело своей жены. Король без титула, королевства, сына и практически уже без королевы, Кинг — персонаж, в котором соединяются общечеловеческое, мифическое и национальное (в данном случае — гордость Гавайев, но это, в общем, могла быть почти любая земля). Собственно, поэтому экранизация «Потомков» получилась такой немножко «Король Лев» для взрослых, в котором каждый может почувствовать себя причастным к чему-то большему, чем просто к семейным проблемам одного симпатичного гавайца.
Люди утрачивают навыки, без которых их пращуры не мыслили своей жизни, — как управлять каноэ или ориентироваться по солнцу; забывают язык, на котором говорили их деды и бабки, и единственное, что у них остается, — связь с землей, где жили их предки. И где будут жить потомки, если оставить им такой шанс и не продавать наследную землю. «Каждый из нас в свое время становится верхушкой дерева». Каждый в свое время становится прахом. И не то чтобы на Гавайях смерть казалась менее страшной, просто мысль о том, что после смерти прах будет плыть в океане, почему-то приятнее, чем концепция трехметровой ямы где-нибудь в занесенном снегом болоте.
