А вот все остальное – один бесконечный минус.
Каюсь, я взялась за эту книгу в основном из-за названия, за что и была жестоко наказана ее содержанием. Не то чтобы я надеялась прочесть какие-то кровавые подробности, но все же от романа с таким провокативным названием поневоле ожидаешь чего-то динамичного.
Главный герой повествования, двенадцатилетний Роби Зингер, отчаянно комплексует по поводу своей пухлости, страшно стесняется своей матери – толстой неврастенички, которая с удовольствием болеет всеми мыслимыми и немыслимыми болячками, и обожает бабушку, на которой, собственно и держится весь дом. Пять дней в неделю Роби живет в интернате для еврейских детей, а выходные проводит дома. Действие происходит в Венгрии середины прошлого века.
Проблема Роби в том, что ему в положенный срок не сделали обрезание, поскольку «то воздушные налеты, то холодная зима 5705 года, и вообще мальчик родился недоношенным, был слишком слаб для операции, которую Моисей объявил обязательной для каждого еврейского мальчика». И теперь, когда дело приближается к бар-мицве, сделать обрезание необходимо. Роби же трусит, что врач промахнется и отрежет лишнее, да и вообще – совершенно не хочет никакого обрезания. Когда становится ясно, что операции никак не избежать, Роби Зингер во всеуслышание объявляет, что уверовал во Христа, за что с треском вылетает из интерната, избегает-таки обрезания и идет в обычную советскую, в смысле венгерскую школу. Вот, собственно, и весь роман.
Обычно после прочтения книги остается какое-то, если хотите, послевкусие: эмоции, переживания. После «Обрезания» (звучит-то как, еще раз мой поклон автору) лично у меня осталось только самое искреннее недоумение, которое теперь сидит у меня на письменном столе и очень хочет, чтобы его развеяли. Зачем написана эта книга? Что автор хотел нам рассказать? Что пытался донести? Переживания мальчика пубертатного периода в предлагаемых обстоятельствах – вещь, конечно, заманчивая, но только если они написаны так же изумительно, как, например, дневники Адриана Моула. Однако Дьердь Далош до этого душераздирающе-смешного и трогательного уровня откровенно не дотянул.
Может быть, речь идет о свободе выбора? Только вот о чьей свободе и от кого (или от чего?) стремится освободиться наш маленький, но уже такой нервный герой? А может, мальчик отказался сделать обрезание (причем, отказ этот - не осознанный протест против веры или традиций, а просто банальный страх перед неприятной процедурой) и постарался всеми силами ассимилироваться с венграми? Может, Роби просто больше не хочет быть евреем?
Вовсе нет, и автор сам говорит об этом - устами Роби, разумеется:
В самом конце романа Далош вдруг переходит от еврейского летоисчисления к общемировому, указывая, что идет январь 1956 года. Возникает все тот же вопрос - зачем? Чтобы подчеркнуть, что переход Роби Зингера в обычную школу осуществил его желание стать одновременно венгром и евреем? Или читатели должны проникнуться предчувствием антикоммунистического восстания, которое произошло в Будапеште несколькими месяцами позже? В таком случае, получается, что пафос произведения - в сравнении поступка Роби, который волевым усилием избавился от диктата интерната, с венгерскими событиями того самого года, когда Венгрия пыталась избавиться от диктата Советского Союза. Если это действительно так, я бы на месте венгров обиделась…
И уж совсем непонятно, для чего в книге такое количество биографических, географических и бытовых подробностей? Они совершенно не раскрывают сути написанного и так уводят от основной линии повествования, что иной раз забываешь, о чем ты вообще читал. Такое ощущение, что перед нами некий синопсис, задумка большой саги, которая непонятно как попала на книжные полки. Кстати, для меня осталось загадкой, почему «Обрезание» - роман? По объему и содержанию это, скорее, повесть или новелла.
В общем, не книга – а одно сплошное недоумение.
К сожалению, «Обрезание» не спасают ни приятный, легкий для чтения язык, ни редкие проблески юмора, которыми вознаграждается читатель, осиливший больше половины романа.
« - Доктор, дело в том, что мы – евреи.
- Я тоже, но медицина тут бессильна».
Так что если в книгах вы цените не только формат, объем и название, то милости прошу к другому стеллажу.
