Мы потерпели кораблекрушение, и нас выбросило на остров. Остров назывался Бомбей.

Город, построенный на клочках суши, отвоеванных у океана; скопление человеческих тел в ожидании муссона: духота, изнеможение; электричество, разлитое в воздухе, пробуждает в людях безумие. Ожидание бури — одновременно обстоятельство места и образа действия. В ожидании бури реальность расплывается, открывая двойственную природу всего, что способно раздвоиться.

Остров назывался Розалинда

Розалинда Бенегал, журналистка «Би-би-си», приезжает на родину, чтобы написать статью о муссонах. Это официальная причина; неофициальная — семейная история, запутанная и страшная, и связанное с ней расследование убийства хиджры (евнуха).

Розалинда — наполовину шотландка, наполовину индианка. Родилась от внебрачной связи — в отличие от сводной сестры Миранды, законной дочери их общего отца. Девочки выросли, Миранда теперь замужем за известным болливудским режиссером Проспером Шармой, чья первая жена якобы покончила с собой. Розалинда опасается, что это было убийство и организовал его Проспер, желая получить наследство. Роз пытается разузнать подробности этой смерти, чтобы уберечь сводную сестру от подобной участи.

Остров назывался Сами

Сами — евнух, мужчина, мечтавший стать женщиной, талантливый художник, работавший на студии Проспера Шармы и убитый однажды ночью на пляже. Мы не увидим Сами живым, но в этой пьесе он сыграет самую важную роль: он запустит отсчет событий, его имя станет ключом, запирающим для Роз все двери, кроме той, что ведет к череде других смертей. Сами — не мужчина, не женщина — проводник к глазу бури.

Остров назывался Шекспир

Шекспировская «Буря» — костяк, на котором Лесли Форбс строит роман. Волшебник Просперо превращается в режиссера Проспера Шарму. Сын колдуньи Калибан — в ученика Шармы, Калеба Мистри. Миранда, приемная дочь Просперо, в книге становится его женой. Один из главных героев Проспер Шарма экранизирует «Бурю», поставив на этот проект свою репутацию и все сбережения. Стоит ли упоминать, что в книге все цитируют Шекспира: таксисты, журналисты, патологоанатомы?

Остров назывался Индия

«Смешение контрастных запахов: канализационные стоки и жасмин, дешевые сигареты и керосин». Западный шик на земле нищего Востока. Почва, покрытая тонким культурным слоем, который после первого же дождя сползает и растворяется в потоках воды, как фальшивая позолота. Лед в любое время года — привезенный впервые из-за границы, с ледников Массачусетса в Калькутту — главная метафора цивилизации и двойственности. Страна, отделенная от цивилизованного мира океаном бедности.

«Чистые воды западной философии были призваны охладить наш наивный и несколько перегревшийся восточный разум», — говорит один из героев романа. Но лед Бомбея больше не привозят с ледников; его теперь готовят из местной воды, и он содержит те же микробы, что убивают местное население (и заодно туристов, забывших об осторожности).

Пожалуй, немногие народы способны принимать невзгоды со смирением и бесконечным терпением. Индусы в их числе: они ожидают поезда так же, как проживают жизнь — с мыслью о карме. Жизнь не заканчивается со смертью — циклы перерождений подобны приходу и уходу муссонов, что непредсказуемо питают и убивают землю (задержка сезона дождей способна спровоцировать величайший голод). Идея цикличности, с одной стороны, воспитывает смирение, но одновременно становится препятствием к жизни «здесь и сейчас». Зачем строить общественные туалеты, если можно присесть на корточки прямо там, где настигла нужда? Это на Западе дерьмо обезличено, а на Востоке из него завтра вырастет розовый куст — и, возможно, производитель дерьма и будет этим самым кустом. Но даже если не считать этой особенности мировоззрения, Индия сталкивается с проблемами посерьезнее: слишком сильно разделение на касты, социальные и религиозные группы. В таких условиях идею национальной идентичности найти непросто — а такова одна из главных составляющих сильного государства. Если для европейцев в целом единым бэкграундом стали мировые войны, охота на ведьм или история искусств, а для евреев в частности — Исход и Холокост, то современных индусов, судя по книге, объединяет Болливуд.

Остров назывался Болливуд

Явление столь же уникальное, сколь и странное, глянцевая реальность, в которой каждый эпизод завершается песней и танцами; здесь поцелуй разрешили показывать на экране всего несколько лет назад; здесь богатые кинозвезды и нищая массовка; здесь почти нет спецэффектов, но лучшие в мире реквизиторы, способные создать поддельное золото, неотличимое от настоящего.
Не вполне золото, но сплав, содержащий все важнейшие черты национальной идентичности: культ матери, законы кармы, опыт колонизации, зависимость от сил природы, причудливое смешение кровей и самоотверженная вера в хэппи-энды.

Несмотря на впечатляющую разницу культур, основные реперные точки национальной идентичности у большинства народов схожи. Взять, к примеру, культ матери, что безусловно существует и в еврейской семье, — пусть и не религиозный, поскольку в иудаизме нет женских божеств. Или исторический опыт колонизации, которого почти никому не удалось избежать. Память любого народа, его обычаи, язык и мифология хранят болезненные эпизоды ассимиляции или интеграции с культурой условного «другого». Евреям этот опыт знаком как никому. Больше того, в еврейском характере можно найти даже аналогию идее кармы — ее роль выполняет генетическая память о тысячелетних гонениях. Однако есть главное и принципиальное различие — идея цикличности. Индус знает, что муссон придет и уйдет, колесо повернется, лед станет водой, а вода превратится в лед. Еврей живет лишь однажды.

Еще:
Бесплатный wi-fi как путь к спасению
Настоящая еврейская женщина
Exempla Rabbinica ::Дом одного мужчины и женщина в доме
Рождение нового жанра
Самая древняя магия
Дэниэл Пирс и философский камень
Сияющие пустоты
Еврейские школьницы не желают изучать этого антисемита Шекспира
Реальность: перезагрузка