Уже который раз беру журнал «Большой Город» и с удовольствием читаю там дискуссии Льва Рубинштейна и Григория Чхартишвили. Дело это настолько же увлекательное, насколько бесполезное. С некоторых пор в каждом номере эти уважаемые и образованные люди долго и вдумчиво (всем филологам на радость) интерпретируют термины, разбираются в оттенках чувств, а затем прерываются, чтобы продолжить в следующем. Мне было вдвойне приятно, что в сегодняшней дискуссии Чхартишвили процитировал Веденяпина: «прекрасные московские евреи о Мандельштаме говорят». Во-первых, промелькнуло любимое слово Букника, а во-вторых, я про себя такие дискуссии называю «разговорами о Мандельштаме».
Так вот, к чему я вспомнила о БГ, дискуссиях и «разговорах о Мандельштаме»? В последнее время подобных дискуссий публикуется все больше и больше. И одна из них привлекла мое внимание. Пересказывать ее вам, честно, не могу. Потому что с этими дискуссиями такая же история, как с сочинениями Гениса: только книжку закрыл, а о чем она – и под страхом смертной казни не сформулируешь.
Я просто приведу оттуда цитаты, которые запомнились мне больше всего (кстати, «разговоры о Мандельштаме» особенно ценны именно цитатами – озарениями, которые удалось зафиксировать), а вы уж решайте, какая из них вам ближе, какую стоит запомнить и в ближайшем «разговоре о Мандельштаме» использовать или, может быть, даже сделать темой отдельной дискуссии.
Тема: эмиграция. Ехать – не ехать, или Почему этого вопроса больше не существует.
Участники: Станислав Белковский, Вадим Беляев, Демьян Кудрявцев, Андрей Мальгин, Ирина Меглинская и Глеб Морев.
Цитаты:
«Эмиграция сегодня напоминает скорее ту эмиграцию, которая существовала в России до 1917 года, когда часть буржуазии могла позволить себе жить — и жила — в Европе».
« Двадцать лет прошло с тех пор, как мы все начали дружно мечтать о том, что у нас здесь будет как у всех. И мы эти двадцать лет терпели и ждали, что вот-вот у нас будет так же хорошо, как и везде. И сейчас настал момент рефлексии по поводу тех двадцати лет, которые мы прожили в желании иметь нормальное человеческое существование».
«Идеальная модель такая: бизнес в России, деньги можно зарабатывать здесь, хотя тут, понятно, риски. А семья и какая-то более-менее спокойная жизнь — там».
«Максима Кантора в свое время спросили: «Как вы относитесь к понятию “родина”?» И он точно ответил, что в Библии такой заповеди нет. Я тоже не воспринимаю эту территорию как нечто сакральное».
«Эмиграция — это обязательный образовательный процесс, который должен пройти любой интеллигентный московский человек в обязательном порядке. В любом возрасте. Ровно до того момента, пока он не избавится от комплексов, что он этого не сделал».
«В тот момент, когда ты начинаешь понимать, что это мое кафе, бюрократы — сволочи, я не могу найти место для парковки, когда это переходит в обычный быт, тут можно выяснить, что у тебя уже нет денег и пора лететь в Москву».
«С годами еще начинаешь понимать, что негде лежать. В Москве негде совершенно! Сначала ты думаешь, куда ты увезешь свой бренный пепел, а потом ты думаешь, как твои внуки будут туда ходить. Они не будут, но тебе же хочется, и поэтому ты начинаешь выстраивать своих внуков вокруг своего потенциального кладбища. Вы зря смеетесь, это важный фактор».
«Для меня проблемы эмиграции не существует. В дешевом фольклоре это называется “можно увезти девушку из Кемерово, нельзя увезти Кемерово из девушки”. Я считаю, что эмиграция из этой страны невозможна, потому что мы ее возим с собой».
«Главная идея русского, в смысле эмиграции, состоит в том, чтобы стать европейцем, именно европейцем, но остаться при этом русским. Поэтому русский человек все время хочет: то в эмиграцию — то вернуться, то в эмиграцию — то вернуться. И в этом смысле нынешняя постмодернистская ситуация достаточно благоприятна для реализации этих затей. От России никоим образом нельзя отделаться, но нельзя в ней и оставаться».
«Не было такого большого русского ума, который не разочаровался бы в Западе после длительного времени проживания там».
«На сегодняшний день в России человек в любых количествах не является ресурсом. В каком-то смысле для людей, принимающих решения, освобождение от иждивенцев — правильный подход. Особенно от идущих не в ногу иждивенцев».
«В Женеве из 7000 студентов 1893 года 3200 было русских, 2700 человек состояли в революционных организациях. У нас вообще еще не началась эмиграция, вообще!»
«Я думаю, что мы никогда не перестанем пить водку, и это замечательно, потому что зачем ее переставать пить? Зачем переставать обсуждать тему эмиграции? Чем же мы, собственно, тогда займемся?»
Кстати, если вы вдруг не в курсе, в 70-90-е годы в эмиграции оказалась чуть ли не половина нынешних авторов Букника. Некоторые, впрочем, вернулись. Так что мы обязательно еще займемся этим вопросом и, может быть, даже в жанре дискуссии.Еще о жизни в эмиграции на Букнике:
Кое-что о евреях в России и русских в Израиле
Русское подполье Иерусалима
Осколок Империи