Haaretz с небольшим опозданием сообщает, что создается онлайн-подборка еврейского театрального наследия времен Холокоста.

О подготовке нового интернет-проекта было объявлено еще в конце января в Доме Ванзейской конференции в Берлине. Поддерживают его около тридцати международных организаций, в том числе ЮНЕСКО, Яд Вашем и Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне.

Театровед и руководитель проекта Моти Сандак говорит, что способность создавать произведения искусства в самых тяжелейших условиях (в концлагерях шли постановки по произведениям Шолом-Алейхема, Шекспира и немало пьес было написано) совершенно уникальная — еврейская.

Сайт, который пока в разработке, будет устроен таким образом, чтобы посетители могли не только прочесть и распечатать пьесы, но также узнать, что происходило в лагере в момент постановки, ознакомиться с архивными документами.

В связи с этой новостью невольно вспоминается эпизод из «Крутого маршрута» Евгении Гинзбург — едва ли не самый сильный момент всей книги, — когда главная героиня в столыпинском вагоне по памяти читает «Евгения Онегина», доказывая конвоирам, что заключенные не прячут книг, а помнят наизусть великие строки.

//Читаю и не свожу глаз с конвоиров. На лице Соловья — сначала угроза: сейчас сорвешься, вот тут-то я с тобой разделаюсь. Потом растущее удивление. Затем почти добродушное любопытство. И наконец возглас плохо скрытого восторга.

— Ишь черти, троцкисты-бухаринцы! До чего же, дьяволы, ученые! Ну, ты подумай, Мищенко, — ведь и впрямь без книги шпарит! Постой, а ты что же замолчала? Может, до сих пор только и знаешь? А? Ну-тко дальше, дальше давай!
Читаю дальше. Поезд уже тронулся, и колеса четко отстукивают онегинскую строфу. Кто-то подносит мне драгоценный дар — глиняную кружку с мутной теплой водичкой.

— Глотни из моей, а то пропадет голос...
Толстоносого Мищенко укачало. Он дремлет, временами вздрагивая и встряхиваясь. Но любопытный и озорной Соловей-разбойник воспринимает Пушкина как надо: где надо — смеется, где надо — огорчается. В восторг его приводит описание ларинских гостей.

Скотинины, чета седая,
С детьми всех возрастов, считая
От тридцати до двух годов...

— Ничего себе! — иронически гогочет он, прерывая чтение и щурясь на Фису. — От тридцати до двух годов! Потрудились! Понаделали ребятишек!
О карцерном положении больше нет речи. Уходя, Соловей обещает:

— В Свердловске баня вам будет. Пропускник там законный... Воды хошь залейся! Там и намоетесь сколько влезет и напьетесь до отвалу. Скоро уж...//