Людей интересуют знаменитости и деньги, притом деньги случайные интересуют больше, чем деньги, создаваемые годами. Виртуальные деньги даже лучше, чем настоящие, — концентрат богатства в дистиллированном виде. Что касается знаменитостей — «сделанные» котируются ниже «настоящих», а радужно-попсовые — ниже скандально-известных. А если к тому же эта внезапная знаменитость не желает общаться с журналистами и рассказывать подробности личной биографии, у такого человека есть шанс заполучить прижизненный биопик и миф о себе-любимом, созданный руками любознательных энтузиастов. То есть Стив Джобс, при всех своих поразительных достижениях, деньгах и болезни интересен меньше, чем Марк Цукерберг, — потому что Стив Джобс доступнее.
Маша Гессен в книге «Совершенная строгость» пытается разобраться, кто же такой Григорий Перельман и как он пришел к доказательству гипотезы Пуанкаре. Для этого она обращается к истокам: истории советской математики, истории советских математических школ, к подробностям личной жизни академиков и профессоров, к гомоэротизму мужских сообществ и дискриминации евреев в СССР. Григорий Перельман здесь вроде бы на своем месте: еврейский мальчик, замкнутый, послушный, с явными признаками одаренности и необходимыми настоящей звезде странностями. Автору не очень мешает его нелюбовь к мытью и стрижке ногтей, пусть это и не вписывается в парадигму «совершенного духа в совершенном теле». Перельман лишен слуха и не понимает поэзии — и стоит, таким образом, в стороне от своих гармонично развитых одноклассников и однокурсников. Он не интересуется девочками, но вместе с тем категорически отказывается слушать, например, пение кастратов, потому что его «неестественные вещи не интересуют». При всех гонениях на евреев в советской науке Перельман счастливым образом оказывается там, где хочет (и где ему нужно оказаться), — в матшколе, в олимпийской сборной математиков, в институте, за границей. Иначе говоря, его жизнь все время противоречит условиям, которые описывает Гессен. Авторский комментарий к этому — везение Перельмана и его «ангелы-хранители». У Перельмана, разумеется, был талант — но одного таланта недостаточно. Поэтому не менее важны учителя, которые расчищали ему дорогу и вели его к успеху, заботливая мама, преданные друзья и внимательные коллеги. На протяжении всей книги автор не устает повторять: Перельман жил только математикой и для математики. Он игнорировал идиотские советские реалии, но честно выполнял все, что от него требовали, будь то прыгать через скамейку или ходить на лекции о научном коммунизме.
Суть личности Перельмана заключается, как считает Гессен, в следующем:
«Он сформулировал на основе некоторых известных ему абсолютных ценностей ряд собственных правил и старался им следовать. Когда возникали новые ситуации, Перельман формулировал новые правила. Это может показаться нелогичным и непостоянным — но только тому, кому неизвестен алгоритм. Перельман считал, что весь мир должен следовать его правилам; ему не приходило в голову, что другие этих правил не знают.
Правила Перельмана основывались на универсальных ценностях, и честность была одной из них. Быть честным — значит всегда говорить правду и ничего не утаивать, то есть передавать всю доступную тебе точную информацию о предмете».
Стремление быть честным — прекрасное, редкое качество. Но дальше мы сталкиваемся с сообщением, что в летнем лагере лекции Перельмана «могли быть предельно непонятными, а поведение — просто оскорбительным». И что в какой-то момент своей биографии Перельман на вопросы о том, чем он сейчас занимается (а занимался он гипотезой Пуанкаре), отвечал: «Я не хочу вам рассказывать». Случалось, он обращался к коллегам за консультациями, получал ответ и игнорировал все их встречные вопросы. Сложно воспринимать это поведение как «абсолютную честность», но все-таки возможно — Гессен удается истолковывать факты так, чтобы получить непротиворечивую «модель Перельмана». Здесь оказывается очень уместен рассказ о синдроме Аспергера — форме аутизма, при которой IQ пациента средний или выше среднего, а коммуникативные способности «нестандартные». «Эти люди с трудом заводят друзей и испытывают трудности в общении. Они испытывают сложности с пониманием и иногда с трудом контролируют свои эмоции». Аспергерианские черты Гессен находит не только у Перельмана, но и у основателя советской математической науки Колмогорова, а «то, что отмеченные трудности с социализацией не повредили карьере Колмогорова, является показателем встроенности аспергерианской культуры в российскую математическую», — считает она.
Книга «Совершенная строгость» имеет целью найти ответ, почему именно Григорий Перельман — один из многих воспитанников советской матшколы, один из многих одаренных математиков — сумел решить «задачу тысячелетия». В процессе, если верить предисловию, Маша Гессен «переоткрывает несколько жанров» — биографию современника и популярную историю науки. Открытий, впрочем, особых нет — без рассказа об эпохе и времени биографии и не пишутся; без минимального введения в предмет нет смысла даже пытаться разъяснить гипотезу Пуанкаре. То, с чем мы имеем дело, — отличная беллетризованная биография на основе честного журналистского расследования, фикшн в шкуре документалистики. Примерно то же самое, что делает Вернер Херцог со своими документальными фильмами — берет факты и интерпретирует их при помощи монтажа и закадрового голоса, исходя из авторского видения проблемы.
Журналист Маша Гессен написала биографию Григория Перельмана без участия самого Перельмана — и это сближает книгу с биографией Марка Цукерберга, созданной сценаристом Беном Мезричем также без участия главного героя. И там, и тут главный источник информации — друзья и коллеги, и тут, и там — герои со странностями, если не сказать больше. Достижения Цукерберга, правда, понятнее для публики — на facebook можно зайти и потыкать в кнопку «Like». Гипотеза Пуанкаре из развлечений предлагает разве что анимированный гиф с превращением чашки в бублик. Главное различие: миф Цукерберга сложился в картинку биопика и стал понятен. Миф Перельмана так ни во что и не сложился — как не сложилась из кусков советского мифа история советской математики, как не раскрылся секрет воспитания гения из непростой частной истории одного матшкольника. «Гипотеза Перельмана» приобрела одно из возможных решений — достаточно интересное, чтобы быть прочитанным, но далекое от «совершенной строгости», заявленной в названии, и потому едва ли окончательное.
И другие размышления на тему:
Роман Арбитман о "Совершенной строгости"
Четыре вопроса о Григории Перельмане
Почитать отрывок из книги
