Все талантливые художники и писатели похожи друг на друга, и все их близкие несчастны примерно одинаково. Многие из них про это рассказывают: дочка Сэлинджера, жена Довлатова, внучка Пикассо. Издательство «Текст», где вышла книга Марины Пикассо, вообще неравнодушно к родственникам великих художников. Вслед за книгой мемуаров первой жены Марка Шагала выходят воспоминания второй. После смерти Беллы художник был подавлен, и дочь нашла ему экономку-англичанку, у которой были проблемы с мужем, сложные отношения с родителями и маленькая дочка. Эта англичанка прожила с Шагалом семь лет, которые и описала в книге. Зачем? Конечно, чтобы «отдать дань уважения великому художнику и привлекательному мужчине, внести свой скромный вклад в описание его жизни и работы», — но и напомнить о себе. А что тут такого? Понятное желание. Некоторые пересказчики биографии Шагала Вирджинию вообще не упоминают: «Война, эмиграция в Америку. В 1944 году — смерть Беллы, в 1948-м — возвращение во Францию. В 1952-м — новая жена, Валентина Бродская (Вава) и прямой, безостановочный подъем». На самом деле между 44-м и 52-м годами Шагал жил с Вирджинией в Америке и во Франции, написал массу картин и родил сына Давида. Свою дочь от первого брака Вирджиния ради удобства любимого несколько раз отсылала от себя, а когда не отсылала, та оказывалась вовлечена в жизнь отчима-мэтра:

Когда Джин было семь лет, она дала определение картинам Марка. Она сказала: «Пикассо рисует сумасшедшие вещи и расставляет их правильно, а Шагал рисует вещи такими, какие они есть, и переворачивает их вверх ногами».

Надо отметить, что Вирджиния Хаггард, в отличие от внучки Пикассо и прочих вышеупомянутых дам, весьма, так сказать, лояльна. Она не поливает бывшего мужа грязью, не раскрывает бездн и вообще «отдает ему должное». В ее книге видны — спустя много лет — и любовь, и восхищение, и преданность, хотя есть и обида, и претензии, и разочарование. Вирджиния жалуется, что Шагал и его окружение хотели видеть в ней не того человека, которым она являлась, это давило на молодую женщину, и она не выдержала. После чего появилась новая жена Вава, которая сама делала из Шагала и его окружения все, что хотела.

Вирджиния не избегает личных тем, но и не увлекается ими чрезмерно. Она много пишет о творчестве и культурной атмосфере тех лет, и поэтому читать ее интересно и повествование не становится однообразным. Mots Шагала и других персонажей очень украшают книгу:

Как-то один критик спросил его, служит ли реальность вдохновением для его фантазий, и Марк, находившийся в веселом настроении, ответил:
— Конечно. Видя лицо, я рисую лошадь, а видя лошадь, я рисую корову.
— А видя петуха?
— Видя петуха, я первым делом хочу его съесть, а после того, как его съел, я рисую пару влюбленных в небесах.
Вирджиния многим отдает должное, о многом пишет честно, но о многом и умалчивает. В ее воспоминаниях все образы и сюжеты двоятся, как лица на автопортрете Шагала, все персонажи показаны как бы с двух сторон.

Двойственно отношение Шагала к еврейскому государству Израиль и самому еврейскому народу. Его самооценка неустойчива: он, с одной стороны, ценит свое искусство и отдает себе отчет в собственном таланте и успехе, а с другой — все время ревниво сравнивает себя с Пикассо и Матиссом, двумя (опять двумя) самыми знаменитыми европейскими художниками.

Вирджиния рассказывает о застенчивости и целомудрии юного Шагала — и о том, как он встретил в Париже свою кузину, «которая направлялась на собственную свадьбу, и они всю ночь занимались любовью».

Дочь художника Ида помогала ему, поддерживала, вела дела, подружилась с Вирджинией и приняла сына Шагала, рожденного второй женой вскоре после смерти горячо любимой первой. При этом Ида была излишне властной, требовательной, чересчур практичной, вмешивалась в отношения Вирджинии и Шагала. Дочь Джин очень любила брата Давида, но при этом «предъявляла на него слишком много прав» — так, что их приходилось изолировать друг от друга. Шагал гордился тем, что Джин пишет стихи, и дарил ей подарки, но периодически требовал отослать ее куда-нибудь подальше. Своего родного сына Давида он «очень любил», но «не хотел его видеть два года». Даже для Вавы, второй и последней «официальной» жены Шагала, Вирджиния находит доброе слово. При этом всюду видны недомолвки и двусмысленности. «Его работы полны странного очарования», — пишет она о картинах своего первого мужа, тоже художника. Что это значит? Картины совсем никуда не годятся, или Вирджиния правда очарована?

Кто кого любил и кто от кого первым отвернулся в этой истории — зависит от ракурса и освещения. Библейский подзаголовок («Семь лет изобилия») тоже намекает на что-то — не совсем понятно, на что. После семи лет изобилия следуют пустые, голодные годы. К кому это относится? К самой Вирджинии, которая, по ее словам, была счастлива в новых отношениях? К Шагалу, который женился через четыре месяца после расставания с Вирджинией и умер в 97 лет богатым и знаменитым? Чтобы примирить разные точки зрения, скажем сентиментально: когда кончается история любви, всегда завершаются «семь лет изобилия», независимо от того, что начнется потом.

Еще:
Тегеранские жители увидели голубку Марка Шагала
Умер Борис Лурье, сказавший искусству — НЕТ!
Сутин в Париже: неистовый Другой
Черно-белые, как сны…
Светел душой и грандиозно талантлив