Иегуди буквально значит «еврей». Мать решила дать своему первенцу такое имя, когда нью-йоркская хозяйка квартиры, не разглядев в Менухиных-старших евреев, сказала им: «Могу вас обрадовать: евреям я не сдаю». Но, как пишет в самом начале «Странствий» великий музыкант, «как я надеюсь показать, наша мать хотела, чтобы её дети были свободны от груза прошлого, от родственных связей и от еврейской традиции». Желание матери Иегуди Менухина было выполнено.
До рождения детей его мать преподавала иврит, а отец был меламедом. В семье говорили на иврите, но это изменилось с началом карьеры и гастролей чудо-ребенка Иегуди: «Мать вела нас от языка к языку, и по ходу движения мы называли её по-разному. Лет до двенадцати я называл её «има», то есть «мама» на иврите. С изучением французского она сделалась Petite Mere, с изучением немецкого - Mutterchen, и наконец, итальянский принёс ей имя Mammina. Почему-то она так и осталась «Мамминой»...» Маммина прожила сто лет и увидела своего сына на вершине славы.
Венгерский танец Брамса № 5 соль минор
«Странствия» - неровная книга, иногда перенасыщенная подробностями. Менухин гораздо больше пишет о своих успехах и любви всей своей жизни - второй жене Диане, чем о музыке. Из «Странствий» можно узнать о его приверженности здоровому питанию и гимнастике, любви к автомобилям и путешествиям. Менухин рисует автопортрет порывистого, эгоцентричного и переполненного идеями человека.
Он нарушает традиции, постоянно идёт против течения, он капризен, любопытен и настойчив, он говорит в лицо главам государств слова, не предусмотренные дипломатическим протоколом.
«Я никогда не стеснялся того, что ворошил осиные гнёзда», - говорит Менухин. Он обладал удивительным умением плыть против течения и, считая себя евреем, отказываться от того, что составляло основу еврейской солидарности. Сразу после войны он выступал с работавшим в нацистской Германии знаменитым дирижером Вальтером Фуртвенглером, пытаясь доказать, что «музыка и политика - не одно и то же». Многие жертвы Катастрофы этим оскорблены, и Менухин играет перед бывшими узниками концлагерей. Менухин восхищается Израилем и тут же говорит: «Мы были солью земли, придавая всем странам особый характер и не претендуя ни на одну. Жаль, что такой идеальный образ съежился до маленьких размеров одной страны - это прискорбно и вместе с тем опасно».
Менухин оставался капризным ребёнком, жадным до всего нового, даже когда стал зрелым музыкантом и суперзвездой. Вплоть до его последних дней им движут эмоциональность, страсть к новизне и экспериментам. Таким и должен быть, по представлению Менухина, настоящий музыкант. Кумиры его детства - «похожий на библейского пророка» Эрнест Блох и «рыцарь-герой» Джордже Энеску, а полная им противоположность - сэр Эдгар Элгар. Скрипачу было тринадцать, когда он познакомился с композитором, про музыку которого Менухин пишет: «Английская настолько, что не поддается переносу на другую почву. В ней - весь английский изменчивый климат, не склонный, однако, к крайностям; человек, различающий бесконечное число оттенков серого неба и зеленого пейзажа, не допустит неуместного максимализма». Не склонный к максимализму (в отличие от самого Менухина) Элгар потряс юного гения тем, что преподал ему запомнившийся на всю жизнь урок отношения к традициям - композитор прервал репетицию, чтобы отправиться на скачки.
Менухин пишет: «Выбирать - всегда значит отказываться от чего-то; это болезненно для человека, жадного до впечатлений». Менухин выбирал впечатления, самосовершенствование, славу - и такую понятную светскому, особенно советскому, еврею самоидентификацию: «Я еврей потому, что помню об этом». И те же чувства, что были мотором его сознательной ассимиляции, делали его всё более знаменитым и значительным. Эти наивность, любопытство и внутренняя свобода позволяли Менухину поступать так, как прежде классические музыканты не делали. Он, никогда не учившийся в консерватории, руководил фестивалями, был директором Международного музыкального совета при ЮНЕСКО, создавал собственные школы, академии и фонды. Как ни один другой музыкант мирового уровня, он активно занимался общественной деятельностью и даже политикой. Его политические взгляды были разноречивы и путаны - хотя вряд ли «Странствия» позволяют говорить о системе взглядов. В каком-то смысле Менухин с его культом диалога культур, страстным желанием помочь тем, кто считается угнетённым, и любовью к экологически правильному образу жизни был образцовым европейским «левым». Он поддерживал советских диссидентов, но не отказывался от гастролей в СССР; считал, что решение ближневосточного конфликта - в конфедерации семитских государств; верил, что создание Ассамблеи европейских культур важнее, чем Европарламент.
Менухин искал музыку за стенами филармонических залов. «Великий артист, - писал он, - к примеру, Рубинштейн или Ростропович - не повторяет, а заново проживает свой репертуар». Боязнь повториться и любовь к новизне помогли открыть ему территории, куда прежде не заглядывали академические музыканты. Джаз увлёк его настолько, что он играл вместе со Стефаном Грапелли.
В своей книге Менухин ни разу не произносит словосочетание «new age», но он горячий приверженец этого образа мысли и действий. Когда королева Елизавета II сделала Менухина пэром, ему понадобился герб. Девизом герба стали написанные на иврите («моём родном языке», - подчеркивал Менухин) слова «мудрость», «познание», «понимание» - «хохма», «бина» и «даат», создающие аббревиатуру «ХаБаД». Да, его предки были любавичскими хасидами. Но в конце «Странствий» он опубликовал свою молитву Единому и Множественному, в которой пытается «воспринять и принять триединство во всех его проявлениях», и говорит об озарениях Христа, Будды и Лао-цзы. Не только Beatles, но и Менухин открыл Западу Рави Шанкара и индийскую музыку, а пристрастие музыканта к йоге стало важной частью его имиджа.
После Менухина стало очевидно, что Великий Музыкант не может позволить себе быть только виртуозом или только педагогом. Он должен быть гуру, общественным деятелем и обязательно гражданином мира. И эта стратегия, в значительной степени позаимствованная у поп-культуры, универсальна и беспроигрышна.
И другая музыка:
Маленькая кошмарная серенада
Одна военная песня
Одно прощальное танго
