Штрогейм, Штрогейм — романтик, одержимый, мономаньяк. «Перфекционизм его оказался преждевременным», — назидательно комментирует Википедия. Он «не был простым смертным», — предупреждает автор монографии, посвященной Эриху фон Штрогейму. «Гонимый гений Голливуда» называется открывшаяся сегодня ретроспективная программа Музея кино, в которой покажут фильмы этого режиссера.

Эрих фон Штрогейм — еврей, австриец, протестант, эмигрант, американский гражданин, актер и режиссер, кинематографическое наследие которого больше напоминает остов мамонта, чем упорядоченный архив великого режиссера. Мечтатель и харизматик, он всю жизнь в Америке прожил с имиджем «человека, которого приятно ненавидеть». Играл злодеев и извращенцев, снимал длиннейшие — не исключено, что самые длинные на свете — фильмы, грызся с продюсерами и третировал съемочные группы. У него на площадке был двадцатичасовой рабочий день, его сценарии были толщиной с Талмуд, его успехи мало чем отличались от поражения.

Монография Артура Леннига «Штрогейм», изданная по-русски Rosebud Publishing, подробнейшим образом описывает всю историю жизни и творчества этого человека. С самого начала понятно, что эта книга — трудный ребенок одержимого родителя. Ленниг, отдав изучению фильмов Штрогейма двадцать с лишним лет, прошел все стадии посвящения — от удивления через восторг и ужас к сопричастности — и в итоге ощутил себя в силах не только выкопать из архивов десятки раз перемонтированные картины, но и вообразить себе фильмы, которые могли бы получиться, и описать их — то, чего никогда не было, законченные, снятые ровно так, как планировал автор. Сумел вообразить — и рассказать об этом читателю.

Как всякий истинный исcледователь, Артур Ленниг в совершенстве усвоил методу своего героя: он рассказывает о каждой детали интерьера в описании каждого фильма; о выборе актеров и конфликтах с каждым продюсером; обозначил все навязчивые идеи режиссера: «пожарные машины, лотерейные билеты, проституток, герань, порнографические открытки, животных, уборочные машины, сточные канавы, больницы, сцены у смертного одра, горбунов, калек, аборты, попытку изнасилования и Рождество». Ленниг также подробно останавливается на том, как Эрих фон Штрогейм одевался, что ел и какое пытался произвести впечатление на людей, с которыми дружил и работал. Работал он при этом со многими, а вот дружба с ним давалась не всем. Любить его, судя по всему, действительно было непросто, зато ненавидеть — легко и приятно. Вот лишь несколько показательных цитат:

//«Л.Б. Мейер, глава компании, задался целью доказать мне, что я лишь скромный работник на очень крупной фабрике штанов (которые, кстати, должны были быть впору и деду, и отцу, и ребенку)».

«За эти два года я заложил дом, машину, страховку, чтобы иметь возможность работать. Мне не платили ни во время работы над сценарием, ни во время монтажа, я только получил определенную сумму [за] девять месяцев съемок, которая осталась бы той же, сними я фильм за две недели. [Это правда.] Я понимал, что “Алчность” — мой шедевр и что от этого памятника реализму выиграю не только я, но и компания. Остальные негативы была сожжены, чтобы выручить сорок три цента за содержащееся в них серебро. Только двенадцать человек видели картину на 42 бобинах <...>»

«Штрогейм придерживался весьма передовых для своего времени взглядов на мораль. Он не видит ничего плохого в том, что Джимми и Пегги провели вместе ночь, ведь они влюблены, — но он с неодобрением изображает плотскую связь, в которой нет места чувствам, хотя часто с удовольствием описывает подобные сцены. Штрогейм сочувствует таким людям, как Милли, которые жаждут секса и способны на искреннюю дружбу и любовь, но не получают ни того, ни другого».

«Как-то раз фон Штрогейм давал указания Терри Рэю [который играл Мака], он хотел добиться от него определенного, несколько истерического выражения лица, но у актера ничего не получалось. Несколько часов он промучился. Наконец фон Штрогейм подозвал заведующего реквизитом и спросил: „Найдется у нас очень крепкая нитка футов двенадцать длиной?“ Ему принесли катушку, Штрогейм отвел Терри Рэя за какие-то декорации и сказал: „Снимай штаны“. Терри снял штаны, и фон Штрогейм обвязал ниткой конец его члена и пропустил ее через штанину. Потом он поставил Терри перед камерой и сказал: „Мотор“. Когда ему понадобилось то самое выражение лица, он просто дернул за веревочку!»//

Монография «Штрогейм» — образец безусловного самоотречения, титанический труд для всех участников: автора, переводчиков, читателя. Теперь — после выхода книги — в первую очередь это труд читателя. Потому что главное, ради чего все это было задумано, — чтобы люди наконец узнали имя, увидели фильмы и остановились, пораженные прямо в глаз. Чтобы донести до потомков, для которых как минимум половина фильмов Штрогейма потеряна безвозвратно, мысль о том, что хеппи-энд это фикция; что пересказ кино — халтура, а не кинокритика; что можно положить жизнь на дорогу к совершенству, даже если оно недостижимо. И если вы, читатель, хотите иметь право называться читателем, возьмите эту книгу с полки и не рассчитывайте на легкую послеобеденную прогулку с автором. Красота никогда не давалась легко, и особенно такая, какую искал Эрих фон Штрогейм.