Книга Ольги Минкиной о еврейских депутатах в екатерининской-александровской России начинается с пересказа басни известного просветителя и ярого противника хасидизма Авраама Бера Готлобера. В этой басне российский император выведен в образе льва, маскил-просветитель — в образе смышленого лисенка, членов кагала олицетворяют осел, медведь и бык, а главу еврейской депутации — длиннобородый козел. Басня Готлобера сразу задает интригу всей книге. Почему в сочинении еврейского просветителя образ депутатов столь непригляден? Чьи интересы отстаивали еврейские депутации конца XVIII — первой четверти XIX века, и какое влияние на них оказывали новые идейные движения — хасидизм и Гаскала? Как строились взаимоотношения еврейских депутатов с новой для них — российской — властью?
Например, историки дореволюционной поры по-разному оценивали деятельность еврейских депутатов. Автономист Семен Дубнов видел в ней свидетельство развития еврейского политического самосознания и непрерывности формирования институтов самоуправления. При этом во взаимоотношениях депутатов и верховной власти Дубнов усматривал перманентный конфликт, в котором евреям отводилась роль «жертвенного агнца». Другой еврейский историк, идейный просветитель Юлий Гессен считал депутатов инструментом в руках олигархической кагальной верхушки, стремящейся сохранить власть несмотря на разрушение средневековых корпоративных институтов. Главную проблему он видел в противостоянии «ортодоксов» черты оседлости и просвещенных петербургских евреев.
Так в отечественной иудаике на заре ее формирования возникли два основных мифа, анализом и развенчанием которых, по сути, и занимается Минкина.
Ее монография посвящена определенному этапу в истории еврейских депутаций — с 1772-го по 1825 год: от первого раздела Польши, когда несколько еврейских общин оказались включены в состав Российской империи, до воцарения Николая I, открывшего совершенно новую страницу во взаимоотношениях империи и ее еврейских подданных.В 1772 году еврейские представители столкнулись с новым типом политического устройства. Если в Речи Посполитой евреям приходилось решать свои проблемы со слабым королем и сильными магнатами, то теперь им довелось иметь дело с мощным централизованным государством и его разветвленным бюрократическим аппаратом. Соответственно этому меняется и характер еврейского представительства. Наряду со старым типом представительства (штадланута), когда кагалы делегировали своих представителей для решения насущных вопросов, появляется новый тип, когда приближенные к имперскому центру сами берут на себя ответственность за судьбу соплеменников, используя свои неформальные отношения с властью. Такими представителями были, например, Йегошуа Цейтлин и Нота Хаимович Ноткин.
Однако эффект новизны ощущала поначалу и сама императорская власть. Не имея опыта общения с евреями, она пыталась выявить тех из них, кто был способен представлять интересы сообщества и влиять на выполнение принимаемых решений. Отсюда, например, интерес петербургских царедворцев к заключенному в Петропавловской крепости Шнеуру-Залману из Ляд — основателю движения Хабад. Ведь именно признание лояльности Алтер ребе и его последователей дало возможность хасидизму распространяться без ограничений со стороны государства, а Хабад, таким образом, заложил основу своего будущего сотрудничества с российскими правителями, будь то царь или президент.
Такой взаимный поиск стал характерной чертой истории еврейских депутаций в годы правления Екатерины II и Павла I.
В александровское время дают о себе знать разноречивые представления, сформировавшиеся у российских властей за тридцать лет знакомства с евреями. Впервые подозрительное отношение к евреям и их традиции начинает влиять на характер принимаемых в их отношении мер, а вместе с тем диктует и новое отношение к самим еврейским представителям. Однако, как отмечает Минкина, именно в период правления Александра происходит расцвет еврейской депутации, что обусловлено рядом причин, в том числе — лояльностью евреев в войне 1812 года.
Во вторую половину царствования Александра (1813—1825) складываются новые формы еврейского представительства. Вместе с назначенными депутатами в этот период встречаются поверенные по еврейским делам от различных обществ и отдельные еврейские просветители со своими частными инициативами. Все эти люди, так или иначе общаясь с властью, составляли особую прослойку в еврейском обществе, близкую по своему положению и авторитету к дворянской элите. Эта «еврейская аристократия» была очень неоднородна. Ее представители исповедовали подчас совершенно противоположные идеологии, такие как хасидизм и Гаскала, и часто конфликтовали друг с другом.
Весь этот клубок противоречий и проблем очень подробно, можно сказать, дотошно, с опорой на богатую историографическую литературу и с привлечением массы оригинальных источников, анализирует Минкина. При этом текст читается весьма свободно. В начале каждой главы в качестве эпиграфа приводится отрывок из книги соответствующей поры, что дает возможность читателю почувствовать вкус эпохи. А это, несомненно, признак удавшихся исторических работ.
Помимо собственных научных и литературных достоинств книга Ольги Минкиной знаменательна еще в нескольких отношениях.
Во-первых, история евреев в России в начальный период по какой-то загадочной причине не очень популярна у отечественных исследователей. За последние двадцать лет, в которые отмечен бурный расцвет российской иудаики, вышло поразительно мало глубоких аналитических работ, посвященных этому этапу еврейской истории. Эта ситуация видится тем более парадоксальной на фоне расцветающей в последние годы зарубежной историографии этого периода. Так, в университете Брандайс бывший москвич, а теперь американский историк Василий Щедрин защитил в прошлом году диссертацию, посвященную российским «ученым евреям». В Германии Тобиас Гриль усердно работает над историей немецких раввинов, в том числе и тех, кто пытался модернизировать еврейское население Российской империи. И эти примеры далеко не единственные.
В России подобных исследований, кроме десятилетней давности книги Дмитрия Эльяшевича о еврейской цензуре, просто нет. А ведь большая часть архивов, необходимых для такой работы, находится именно в России. Поэтому книга «Сыны Рахили», построенная на обширном архивном материале отечественных фондов, — пожалуй, первый серьезный прорыв в этой области за последние годы.
Во-вторых, Ольга Минкина — представитель молодого поколения исследователей, сформировавшегося не в условиях советского подполья, а в открытой системе академических учреждений, создаваемой в России с начала 90-х годов. И ее монография свидетельствует об успехах возрожденной отечественной иудаики.
И наконец, знаменательно то, что Ольга Минкина — петербурженка. Ведь именно Петербург был центром отечественной «науки о еврействе» в период ее расцвета. Здесь работали Дубнов, Гессен — все те, кто не раз упомянут на страницах «Сынов Рахили» и чьи тезисы часто служат автору основой для дальнейших рассуждений. Так что публикация этой монографии — свидетельство непрерывности традиции изучения еврейской истории в нашем отечестве и его северной столице.