По-хорошему книгу о Хаиме (Викторе) Арлозорове следовало бы выпустить под раскрученным брендом «ЖЗЛ». Ведь человек он был действительно замечательный — в прямом и главном, без лукавой игры в поддавки, значении этого слова, — а его жизненным перипетиям могли бы позавидовать персонажи авантюрных романов.

Кто такой Арлозоров? Писатель, оратор, один из лидеров мирового сионистского движения. Некрасивый, но обаятельный настолько, что им была очарована даже будущая жена Геббельса, Магда, готовая отправиться за ним в Палестину — строить фундамент еврейского государства. Молодой политик, который одним из первых понял, что евреи, оставшиеся в гитлеровской Германии, обречены на смерть, и потому ставил на кон свою политическую карьеру и репутацию, чтобы выцарапать из лап нацистов как можно больше соплеменников. Человек, который умел не только привлекать прекрасных друзей, но и наживать себе опаснейших врагов — что и привело в конечном итоге к его гибели на тель-авивской набережной в возрасте 34 лет (до сих пор неясно, кто был заказчиком убийства: то ли палестинские арабы, то ли германские нацисты, то ли политические оппоненты из числа бывших сторонников). Деятель, чьим именем в Израиле названы город, поселок, кибуц, множество улиц и школ… Словом, благодатный материал для вдумчивого биографа.

Увы, «Молодая гвардия» не проявляет интереса к биографии одного из отцов-основателей Израиля. Впрочем, серию «ЖЗЛ» давно уже сносит в сторону виртуальной «мокьюментари»: тех, кто сегодня выпускает книги об Арине Родионовне, Козьме Пруткове, короле Артуре и Робин Гуде, скорее заинтересуют жизнеописания вымышленных Пиноккио и Колобка, чем настоящего Хаима Арлозорова. И можно лишь порадоваться, что живущий в Израиле писатель Владимир Фромер (автор двухтомных «Хроник Израиля» — портретной галереи политических и общественных деятелей эпохи становления еврейского государства) взялся за книгу об Арлозорове. «Иерусалимский журнал» познакомил читателя с обширными ее фрагментами, а теперь роман целиком вышел отдельным изданием.
Главное достоинство книги — ее эпичность, многоголосие, широта охвата событий минувшего столетия. Не удовлетворившись ролью простого биографа, Фромер идет по труднейшему пути: он помещает своего героя в огромный бурлящий котел истории ХХ века, превращая в персонажей романа десятки реальных личностей. На обложке книги упомянуты лишь некоторые из них: Вейцман, Азеф, Геббельс, Кацнельсон, Фейхтвангер, Ставский, Савинков; среди неупомянутых — Михаил Кольцов и Нина Берберова, Мартин Бубер и Фридрих Вольф… Личность самого Арлозорова словно бы отражается в нескольких зеркалах: одно зеркало — это Бен-Гурион, другое — Жаботинский, третье, кривое и жутковатое, зеркало андерсеновского тролля — Гитлер (беседа будущего фюрера с чертом отсылает к соответствующим страницам «Братьев Карамазовых»). Представлен и взгляд героя на самого себя: часть повествования стилизована автором под дневник Арлозорова.

Главный плюс книги, однако, довольно быстро становится ее главным минусом — и из-за этого книга Фромера в конечном счете выглядит достойной уважения неудачей. Обозначив тему романа как «любовь и судьбы на фоне эпохальных событий», писатель явно перемудрил с пропорциями. Упомянутый фон перевесил и любовь, и судьбы. Слишком необъятным оказался контекст, слишком причудливыми (порой попросту притянутыми за уши) сюжетные линии. Фейхтвангера еще можно объяснить, но зачем Гапон? Бубер еще вписывается, но к чему тут Керенский? В мельтешении персонажей и обстоятельств, нередко уже известных читателю из школьных учебников, теряется сам Арлозоров; творец истории, ее демиург превращается в щепку, которую — в духе античной трагедии — неуклонно несет к смерти…

Фромер — литератор искушенный, и оттого так досадны стилистические провалы в тексте. Порой повествователь дрейфует в сторону бульварных романов («Магда знала о существовании могучей тревожной силы где-то в глубине ее души», «ее чувство к нему было острым, всепоглощающим и неутоленным»), а порой вдруг начинает преобладать эдакий протокольно-публицистический стиль, в каком пишут некрологи («Он остро жалел свой народ, создавший религиозно-этические нормы современной цивилизации и получивший вместо благодарности дикую ненависть и жесточайшие гонения. И жалость эта придавала особый жертвенный смысл всей его последующей политической деятельности»). Фромер хорошо знает историю — тем печальнее видеть в романе бьющие в глаза анахронизмы: то Арлозоров называет свои отношения с первой женой «вялотекущей шизофренией» (термин возник через три десятилетия после смерти героя), то Фейхтвангер в 1937 году следит за строительством Калининского проспекта (хотя и сам проспект, и его название — детище 1960-х). И делается совсем уж неловко, когда в описаниях метаний попа Гапона встречаешь выражение «не врубился в ситуацию»…

Впрочем, все упомянутые и неупомянутые авторские просчеты легко объяснимы, если трактовать заголовок романа не метафорически, а буквально. Ведь «чаша полыни» — это, строго говоря, абсент. То есть алкогольный напиток, неумеренное употребление которого может привести и не к таким еще галлюцинациям…