Слово «дёнме» я впервые услышал от знакомого стамбульского еврея, израильского репатрианта. Он перечислял людей, которые, по его мнению, крайне важны для современного турецкого государства, и чуть ли не после каждого имени добавлял: «Дёнме». Оказалось, так называют потомков последователей лже-мессии Шабтая [Саббатая] Цви, перешедших в ислам. Даже теперь, когда эта секта практически растворилась в мусульманском населении Турции, едва ли не любого преуспевающего человека в этой стране могут заподозрить в принадлежности к дёнме.
Главным «подозреваемым» можно смело считать «отца всех турков» Мустафу Кемаля. Никаких доказательств еврейских корней Кемаля Ататюрка так и не найдено, но это не мешало и не мешает его противникам обвинять создателя светской Турции в «тайном еврействе». Среди младотурков действительно было немало дёнме, да и в целом евреи Турции играли заметную роль в модернизации страны. Любители конспирологических теорий не пропустят любопытную деталь: Александр Парвус, еврей по происхождению, миллионер, помогавший большевикам, некоторое время жил в Стамбуле и общался с младотурками — отсюда до идеи всемирного еврейского заговора дорога совсем короткая.Книгу, о которой сегодня пойдет речь, написал профессор истории Калифорнийского университета Марк Дэвид Бер. Он посвятил целое исследование теме дёнме и их роли в турецком обществе. Община дёнме была основана в конце XVII века в Салониках и со временем раскололась на четыре группы. Через два столетия секта насчитывала 10-15 тысяч человек. Примечательно, что христианские миссионеры упорно продолжали считать их «еврейскими турками» и утверждали, что те соблюдают еврейские ритуалы и традиции. Почему? Все очень просто: только представив дёнме евреями, миссионеры могли рассказывать им о христианстве, поскольку «окучивать» мусульман в Османской Турции не позволялось.
Как отмечает Бер, во второй половине XIX века дёнме пребывали в состоянии самосегрегации. В Салониках тогда не было гетто, но в разных районах доминировали разные группы населения: христиане жили в восточной части города, евреи — в южной, мусульмане — в северной. Поскольку формально дёнме считались мусульманами (да и жили, по крайней мере, для видимости, по заветам ислама), они обосновались в основном в мусульманских, а не еврейских кварталах. Со временем часть мусульманских районов стала называться кварталами дёнме.
Дёнме женились только на женщинах из своей общины, вели бизнес по преимуществу со «своими». Для строительства вилл и собственных мечетей они нанимали европейских архитекторов, поэтому их дома выделялись особой архитектурой — дерзкой для консервативного общества смесью западных и османских форм. Апогеем стиля дёнме — и верхом эклектизма — стала Новая мечеть в Салониках (ныне Археологический музей). Стараниями итальянского архитектора Виталлиано Позелли в ней соединились барокко и османская традиция, влияния муров и актуальное на тот момент искусство, габсбургский ориентализм и греко-византийское наследие. Коринфские колонны чередовались с мавританскими арками, причудливые арабески с полумесяцем дополнялись шестиконечными звездами.
Как такая стилистическая открытость миру соотносилась с самосегрегацией? Бер приходит к выводу, что богатство стиля дёнме имело не только эстетические корни:
Новая мечеть дёнме не просто отличается архитектурным разнообразием, но и иллюстрирует тот факт, что здания дёнме были наполнены уникальным светским и ритуальным смыслом, благодаря которому дёнме осваивали и присваивали элементы еврейской или исламской традиции. Скажем, османская надпись на солнечных часах (на мечети): «Переведите ваши часы на десять минут назад». Это могло быть намеком на традицию дёнме показательно соблюдать все требования суннитского ислама, но с небольшими изменениями. Так, к примеру, дёнме каждый день рамадана завершали пост за пять минут до официального окончания, тем самым фактически аннулируя его. Согласно восемнадцатой заповеди Шабтая Цви, соблюдение дёнме рамадана и публичных молитв предназначалось для того, чтобы ввести мусульман в заблуждение относительно их настоящих верований и ритуалов».
Иначе говоря, ни внешнее соблюдение мусульманских ритуалов, ни даже строительство мечети еще не означало, что дёнме были такими же мусульманами, как прочие. До возведения мечети дёнме молились в доме главы общины, причем дом этот был устроен так, чтобы чужой глаз не увидел, как проходит молитва. Как тут не вспомнить потомков еврейских анусим в католических странах — их истинная жизнь тоже проходила втайне от обычных христиан.
С другой стороны, и евреи не считали дёнме своими. Их не хоронили на гигантском еврейском кладбище Салоник, и члены секты из группы Капанджи пристроили к еврейскому кладбищу собственный участок (другие ветви дёнме также имели свои кладбища).
Младотурецкая революция 1908 года и последовавшие за ней события не только перекроили карту Ближнего Востока, но и предопределили судьбу дёнме. Переход от империй к национальным государствам лишил их возможности балансировать между разными религиозными, расовыми, этническими и социальными группировками. Во время обмена населением между Грецией и Турцией приверженцев секты причислили к мусульманам и «турецкому элементу», и дёнме пришлось покинуть родные Салоники. В Турции их встретили с подозрением и обвинили в «фальшивом исламе». Идентичность дёнме даже обсуждали в турецком парламенте. Ответом на все вопросы стала ассимиляция. Дёнме превратились не просто в турков, а в апологетов светской турецкой идентичности и создателей турецкого национализма. Их, тем не менее, то называли американскими шпионами, то обвиняли в том, что они собираются отравить колодец в Мекке бактериями, предоставленными Советской властью (а в СССР в то же время еврейских врачей клеймили как «антисоветских отравителей»).
Теперь с общиной дёнме можно встретиться разве что на стамбульском кладбище Bülbüldere, где могилы членов секты мозолят глаза ревнителям ислама — на надгробиях есть фотографии усопших (мусульмане считают это грехом). Но даже на кладбище им нет покоя: фотографии с завидным постоянством разбивают. Нетронутыми остаются лишь эпитафии, одна из которых гласит: «Я прятал мой груз, не раскрыл его никому и тайно унес с собой».
И еще о Турции:
Единственный в мире город, стоящий на двух континентах
Кое-что покруче Кандагара и Фауста-Гёте
Турецкие сладости