Лев Лосев: поэт, литературовед, эссеист. Родился в 1937 году. Окончил филологический факультет Ленинградского университета, работал в детском журнале "Костер", публиковал стихи для детей. Эмигрировал в 1976 году. С 1979 г. преподавал русскую литературу в Дартмутском колледже в штате Нью-Гэмпшир. Автор диссертации "Эзопов язык в современной русской литературе", редактор-составитель сборника "Поэтика Иосифа Бродского" и книги биографии Иосифа Бродского. Автор семи книг стихов. Лауреат премии "Северная Пальмира" (1996). Умер в 2009 году.
В «Новом издательстве» под редакцией Сергея Гандлевского вышла книга воспоминаний Льва Лосева. Первая часть книги «Про Иосифа» состоит из небольших рассказов об Иосифе Бродском. С ним Лев Лосев дружил с юности, о нем написал биографическую книгу, выпущенную не так давно в серии «ЖЗЛ», много лет трудился над комментариями к стихам Бродского.
Чтобы читать эти рассказы, нужно представлять себе биографию Бродского хотя бы в общих чертах: почему так велико пространство в «полторы комнаты», какую роль сыграла в жизни Бродского роковая М.Б., чем знаменит Бобышев, кто такая Вигдорова, далеко ли от Норенской до Нобелевской, в чью честь назвали дочку Анной.То же касается стихов самого Лосева. Чтобы знать, а не догадываться, кто такие аониды и что значит слово «цвёльф», читателю неплохо быть, что называется, «в теме» – или, если он достаточно пытлив, не расставаться со словарем. И если согласиться, что чтение – это работа, то плод такого труда упоителен.
О многих своих друзьях Лосев прекрасно сказал в стихах, но для понимания стихов важны рассказы Лосева о тех же людях в прозе. Друг родителей Лосева, ставший и его другом, «остряк-самоучка», «петроградско-израильский житель» художник Борис Семенов; «дружище-футурист» Михаил Красильников; «то сильный, то слабый, ты был мне как брат» – Юрий Михайлов; все персонажи (сколько их? – очередной ребус) и адресат «Сна о юности» становятся ближе тем, кто впервые узнал о них из стихотворений.
Сон о юности
Л. Виноградову
Вдруг в Уфлянд сна вбегает серый вольф.
Он воет джаз в пластмассовый футлярчик,
яйцо с иголкой прячет в ларчик
и наизусть читает Блока "Цвёльф".
Я в этом сне бездомным псом скулле,
но юра нет, а есть лишь снег с водою,
и я под ужас джаза вою,
вовсю слезу володя по скуле.
Тут юности готический пейзаж,
где Рейн ярится и клубится Штейнберг,
картинкой падает в учебник
"родная речь" для миш, сереж, наташ,
вить, рит (рид) и др., чей цвет волос соломен...
Но в лампе сна всегда нехваттка ватт.
Свет юности непрост, ерёмен
и темноват.
Никакому автору мемуаров, даже если он пишет не о себе, а о других, не дано скрыть собственное лицо. Спокойный, с чувством собственного достоинства человек, сын писателя, студент журфака ЛГУ, сотрудник журнала «Костер», счастливый семьянин, преподаватель литературы в американском колледже – «последний футурист», по определению Синявского, – Лев Лосев стихи начал писать поздно и не переставал удивляться их успеху; к денежным делам был внимателен.
В мемуарах особенно ценен авторский самоанализ – почему человек получился таким, каким получился. Отец Лосева, расставшись с его матерью, воспитанием сына не пренебрегал даже после того, как их разделило довольно большое расстояние. Владимиру Лифшицу пришлось перебраться в Москву, когда в стране началась кампания против «безродных космополитов». Он справедливо рассудил, что в Ленинграде будет всегда на виду, а в Москве свои космополиты. Расчет оказался правильным – кроме расстояния, с сыном его более ничто не разделяло.
«Очень редко в жизни бывают случаи, когда банальные сентенции приобретают заповедную силу. Если я не окончательный негодяй, то это потому, что папа таких случаев не упустил. Не лезть! Воспитывать и поддерживать в себе независимость в отношениях с людьми, в особенности с теми, кто тебе мил, интересен, вызывает восхищение. Не примазываться к чужой славе, к чужим привилегиям, не навязываться с дружбой, с откровенничаньем, с компанейством. Это очень важно, иначе не сохранишь личную автономию, достоинство»
Даже о неприятных людях Лосев говорит без злобы. Обидевшись за Бродского, которого в своем «пасквильном» романе «Скажи изюм» Василий Аксенов описывает под именем «Алика Конского» и облачает в «грязный затрапез», Лосев пишет об авторе «Изюма» без истерики: «На себя бы поглядел, ну точь-в-точь “новый русский”: весь в фирме, вечно с ридикюлем-пидараской на плече». Насколько спокойно, настолько же (чего греха таить) правдиво сказано.
Часть книги, где главным героем становится сам Лев Лосев, полна чудесных случаев, из тех, что пересказами впоследствии шлифуются до репризы. Впрочем, про «встречи» со Сталиным и Хрущевым, Ахматовой и Зощенко, Книппер-Чеховой и Элизабет Тейлор (случайные, невероятные, совсем форрест-гамповские) Лосев рассказывает в одной общей главе, чуть ли не через запятую, как сам говорит – «чтобы отделаться». Встречаются повторения, но они не выглядят лишними: рассказ о прощании с Ленинградом, на углу Садовой и Невского, в пять утра в феврале 1976-го – перед тем как уезжать в Москву, уезжать навсегда через Москву… Сколько раз ему самому это снилось, можно только предполагать.
Четвертая часть книги с названием «Москвы от Лосеффа» – подробное, по дням, описание мытарств, через которые пришлось пройти Льву Лосеву спустя 22 года после отъезда, во время возвращения в Россию, в Москву. Поездка состоялась по печальному и неприятному поводу – вдову отца, Владимира Лифшица, ловкая проходимица лишала жилья (а самого Лосева – да, наследства, которым ему довольно покололи глаза все кому не лень).
История в «Москвы от Лосеффа» десятилетней с лишком давности – как будто из сегодняшнего (позавчерашнего, прошлонедельного) топа ЖЖ: все те же человеческая подлость, коррупция властных сил, московские пробки, душемутительная погода ранней весны…Лосев откровенно признается в нелюбви к Москве — ну что ж, ему есть за что не любить этот город.
В подзаголовке ко второй части книги («Рассказ самому себе»), и в том, что «написать книгу о собственной жизни… означало бы навязать жизни сюжет, структуру, тогда как она бесструктурна, и части ее несоразмерны», Лев Лосев не то что лукавит, но счастливо ошибается. «Рассказ» его интересен и нужен не только ему самому, а жизнь, если оглянуться назад, все-таки выстраивается сюжетно.
Нет, Лев Владимирович, «Меандр» – это не «рассказ самому себе». Во всяком случае, не только.
Еще Лев Лосев:
«Поэт лишь притворяется мертвым…»
Лев Лосев. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии