Фундаментальный труд Виктора Шнирельмана посвящен проблеме, которая, на взгляд автора, «мало осознается российским общественным мнением». И в судах, и в милицейских протоколах расистские выходки квалифицируются как хулиганские. Представители правопорядка, как и общество в целом, предпочитают не замечать очевидного: существования расизма в России.

Главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, Шнирельман привлекает для анализа огромный корпус научной литературы (библиография занимает более 150 страниц, а примечания в общей сложности — более 350). Он подробно рассматривает истоки и эволюцию расизма, фокусируясь на XIX веке. Именно тогда в Российской империи оформились и антисемитские тенденции — во многом под влиянием модных французских теорий. Проводниками этой идеологии были, в частности, последователь Гобино Владимир Величко и популярный журналист Михаил Меньшиков, чей империализм и шовинизм обосновывался расовыми аргументами.

В советское время расизм официально осуждался. Но в книге приведено немало примеров двойственного отношения власти к национальному вопросу — от отмены в апреле 1938 года произвольного определения своей национальности в паспорте до системы квот, фактически введенной в конце 1930-х Сталиным. Одним из ее проявлений стало «постепенное устранение евреев из аппарата ЦК ВКП (б)». Лицемерия в национальной политике СССР хватало. Например, под руководством М. А. Суслова было подготовлено постановление с грифом «для служебного пользования», где причиной заторможенного развития Карачаево-Черкесской АО называлась «национальная психология» карачаевцев. Автор, много внимания уделяющий народам Кавказа (во втором томе есть даже глава «Кавказофобия»), связывает «становление государственного расизма» с «депортацией некоторых северокавказских и ряда других народов в последние годы Великой Отечественной войны».

С особой пристальностью Шнирельман анализирует процессы в российском обществе начала XXI века. Здесь и рост консервативных и антизападнических настроений, и скинхеды, которым посвящена последняя часть книги, и взаимосвязь кризиса 2008–2009 годов с проблемами миграции. Автор отмечает сумятицу в сознании представителей элит: генпрокурор России заявляет, что «в формировании духовной жизни есть генетическая составляющая», президент союза промышленников и предпринимателей верит в существование единого генетического кода, объединяющего все народы бывшего СССР, а популярный сатирик заявляет, что чеченцы ненавидят русских «всем своим общинно-родовым хромосомным набором».
Увы, академический характер издания не спасает автора от впадения в крайности:

Для изрядной части творческой интеллигенции этическое начало утратило свой прежний смысл и отдало пальму первенства эстетическому. Только этим можно объяснить тот факт, что в 2001 г. на ряде престижных просмотров художественная элита с восторгом приняла нацистский фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли», а в Мариинском театре известный режиссер В. Гергиев занялся постановкой опер Рихарда Вагнера. Все это служит иллюстрацией того социального явления, которое московский социо­лог Л. Д. Гудков назвал «деградацией элиты», имея в виду снижение уровня критического мышления и сдвиг к популистским и ксенофобским настроениям, что характерно для немалого числа современных российских интеллектуалов.

Кажется, Гудков в статье «Русский неотрадиционализм и сопротивление переменам» имел в виду нечто принципиально иное. А попытка поставить отношение к произведениям искусства в зависимость от наличия или отсутствия у их создателей антисемитских настроений приведет к радикальной зачистке мировой культуры вообще и русской в частности. Что, не изучать теперь Блока и Булгакова? Подвергать обструкции ученых, занимающихся их наследием? Многим ли подобное деление на «чистых» и «нечистых» в культуре отличается от той социальной ксенофобии, изучением которой успешно занимается автор?