Нельзя ли потише? Я здесь пытаюсь гладить!
— Божественная в «Лаке для волос»
Да, нельзя ли потише? Мы здесь пытаемся говорить о культурных героях, культовых фигурах и ролевых моделях. Ну и вы, пророки, заходите.
Путь русского паломника к истокам творчества Джона Уотерса достаточно типичен. В поздне- и постсоветском видеопрокате самыми доступными, понятно, были фильмы «мейнстримного» периода Уотерса — «Полиэстер» (1981), «Лак для волос» (1988) и «Плакса» (1990), чуть позже к ним добавилась «Мамочка-убийца» (1994). Это была тетралогия восхитительных визуальных поп-леденцов с довольно ядовитым привкусом. Она работала безотказно и радовала всех без исключения. Затем настал черед более ранней классики — изумительной «Дрянной трилогии»: «Розовых фламинго» (1972), «Женских неприятностей» (1974) и «Отчаянного житья» (1977). Они уже нравились далеко не всем «насмотренным» киноманам. Чтобы полюбить эти киноработы, требовалось… да, некоторое усилие. Но если обряд инициации преодолевался успешно, адепт научался с немалой и чистой радостью воспринимать и то, что не нравилось практически никому, — экзотику вроде «Мондо Дряно» (1969) или «Множественных маньяков» (1970). Фильмы последних лет — «Писюн» (1998), «Сесил Б. Девинутый» (2000) и «Стыд-позор» (2004) — можно, по-моему, смотреть уже только в контексте сорока лет работы балтиморского мастера, которого сам Уильям С. Берроуз обозвал «Римским Папой дряни». Про то, насколько любимы эти фильмы, я уже ничего не знаю, но сам неизменно им радуюсь.Надо признаться, что я припал к этому источнику вечного наслаждения сравнительно поздно — когда в начале 90-х посмотрел «Невероятно странную кинопанораму», дивный, но, к сожалению, короткий документальный сериал Джонатана Росса о подвижниках современного киноискусства. Открывался он, как легко догадаться, увлекательным рассказом о Джоне Уотерсе. После этого уже стыдно было не ознакомиться с первоисточниками.
И вот — «Ролевые модели», новейшая книга человека, который даже признанному бяке мировой культуры Берроузу казался несколько чрезмерен. Фактически «Модели» продолжают мемуарную линию «Шизика: Маний Джона Уотерса» и искусствоведческие исследования «дурновкусия», намеченные в «Шоковой ценности». Книги эти, разумеется, необходимо читать всем, кому интересен сам Уотерс и его эстетическая система. Ожидать, что эти труды когда-либо издадут по-русски, не приходится, но я уверен — вы справитесь и так.
В «Ролевых моделях» речь идет о том, что во всех смыслах возбуждает самого режиссера и художника. Название вас не обманет. Но вы не найдете в этой книге воспоминаний о Хэррисе Гленне Милстеде или прочих «Дримлендерах». Вы отыщете здесь лишь самые мимолетные упоминания о том, как Уотерс «плясал джиттербаг с Ричардом Серрой, ужинал в День благодарения с Ланой Тёрнер, пил чай с принцессой Ясмин Ага Хан, бухал с Клинтом Иствудом и несколько раз встречал Новый год в гштадском шале Валентино». И, совершенно очевидно, здесь мало чего будет про кино. Обо всем этом можно прочесть и в других местах.
В этой книге, — говорит нам автор, — нет дурновкусия и нет иронии. И моих фильмов в ней тоже нет. Она — о людях, и я крайне серьезно прошу вас, по крайней мере, изучить каждого и взглянуть на него под иным углом. Все они важны для меня — даже те, кому довелось пережить нечто ужасное. Я нисколько не жалею, что с ними знаком. Поражает меня другое — поведение тех, кто считает себя совершенно нормальными, а неосознанно действует при этом так, что за них стыдно.
Вот те «ролевые модели», о которых автор пишет с большой нежностью и любовью.
Джонни Мэтис — сильно эстрадный певец, популярный в США с середины 50-х. У нас таких долгожителей нет, так что сравнивать особо не с кем (может, что-то вроде Эдуарда Хиля). Гей Мэтис или нет, так до конца и не ясно, но вот то, что он афроамериканец, для многих стало откровением.
Теннесси Уильямс — с ним автор знаком не был, но кому это мешает? Его мы знаем хорошо — но лишь в «дружелюбной» ипостаси. «Гадкого» Теннесси Уильямса почти не знают даже самые грамотные американцы.
Лесли Ван Хаутен — «хипповая феечка» из «семьи» Чарлза Мэнсона, давняя подруга нашего автора. Она по-прежнему сидит в тюрьме — уже гораздо дольше, чем провели в заключении нацистские преступники. Уотерс активно поддерживает движение за ее условное освобождение.Рей Кавакубо — японская мастерица очень дорогой одежды для фриков и идеолог марки «Comme des Garçons». Рубашки с карманами, нашитыми изнутри, и галстуки, заляпанные спермой, нам все равно не по карману. Джон Уотерс это отлично понимает, но устоять перед такой одеждой не может и потому с радостью иногда демонстрирует модели CDG на подиуме.
Леди Зорро, Эстер Мартин и некоторые другие персонажи балтиморских баров — стриптизерши, владелицы и завсегдатаи. Это люди, которым Уотерс благодарен за какие-то жизненные уроки, — ну, если не им самим, то их детям, из которых вопреки всему получились крайне вменяемые люди. Кстати, страницы о том, какими стали детки самых неблагополучных мамаш — какой-нибудь стриптизерши-лесбиянки-алкоголички-героинщицы (да, это один человек в данном случае), — едва ли не самые поразительные во всей книге. Предметный урок по педагогике.Сколько-то книг разных писателей, из которых я, к примеру, знаю только Джейн Боулз и Айви Комптон-Бёрнетт.
Литтл Ричард — это не самый очевидный выбор героя повествования и образца для подражания, но вот поди ж ты.
Крайне маргинальные гей-порнографы, вроде Бобби Гарсии, всю жизнь снимавшего только морских пехотинцев, или Дэвида Хёрлза, который специализировался на только что откинувшихся зэках.
Художники Майк Келли, Сай Туомбли, Ричард Таттл и еще несколько подобных «икон современного искусства» — их автор зовет своими «сожителями», поскольку их скандальные и/или противоречивые работы украшают все его жилища.
И, наконец, сам Джон Уотерс.
Пусть вас не обманывает краткость этого списка. Каждая фигура задает тему для свободных ассоциаций и воспоминаний. Например, в главу о Литтл Ричарде просачивается вставная новелла вот такого рода:
— А вы сейчас еврей? — осведомляюсь я и пересказываю сообщения о том, что Ричард пошел по стопам Сэмми Дэйвиса-младшего.
— Об этом я предпочитаю не говорить, — загадочно дразнит он. — Но скажу так. Я верю в Бога Авраама, Исаака и Иакова. Я верю, что Бог заповедал шаббат на седьмой день. Верю, что мы должны есть одно кошерное. Позавчера вечером меня приглашали на вечеринку. К Роду Стюарту. Я не пошел, потому что в пятницу у меня начинается шаббат.
— Поговаривали, что в иудаизм вас обратил Боб Дилан, когда вы лежали на смертном одре после несчастного случая?
— Боб Дилан — мой брат. Я его люблю так же, как Бобби Дарина, а он — моя детка. У меня такое чувство, что Боб Дилан — мой кровный брат. Я верю, случись так, что мне было бы негде жить, Боб Дилан купил бы мне дом. Он сидел у моей кровати — не отходил много часов. У меня все болело так, что никакие лекарства не помогали. Мне вырвало язык, искалечило ноги, проткнуло мочевой пузырь. Я должен был умереть. Залечь на шесть футов под землю. Бог меня воскресил — именно поэтому я должен поведать об этом миру.
Ошибкой было бы думать, что «Ролевые модели» — всего лишь прекрасно написанный мемуар об интересно прожитой жизни или агиография незаметных героев американского дна. В девяти главах Уотерс как бы закладывает фундамент, подводит нас к сокрушительному финалу — эдакому выходу с кордебалетом и под фанфары. Готовы? Сейчас Сид Вишес споет вам «Мой путь». По-своему.
Да, автор не только намерен производить парфюмерию с собственной фамилией (которая у французов, например, ассоциируется лишь с той водой, которая в сливном бачке). Уотерс ни больше ни меньше предлагает узаконить новую религию — окрестить (в широком, широком смысле) ее «радикальной святостью»: «Дорогие единоверцы, — пишет он со своей традиционной возмутительной невозмутимостью, — мы разобщены, как бывшие католики или ленивые евреи, что до сих пор грызутся из-за допустимых пределов стыда или виновности. Или, что еще хуже, как протестанты, что обратились в спившихся атеистов или ссыкливых агностиков и что ни день уклоняются от действительно важных вопросов. Все вместе мы можем стать новыми святыми мерзости». Далее следует подробное руководство — примерно «Как превратить детские комплексы и фантазии в успешную карьеру и показать нос культуре и обществу».
О величине этой фиги в кармане можно лишь догадываться, но в любом случае человеку, снявшему «самый отвратительный кадр в истории мирового кино» есть что сказать не только о себе, но и об иконах мировой цивилизации:
А Иисус Христос? Нет, я верю, что он считал себя Сыном Божьим, но ведь невинную ошибку может допустить кто угодно. Вероятно, он был хороший человек. Определенно — законодатель моды. Несколько самовлюбленный. Чуточку помешанный, совсем как мы с вами. Но, как недавно отметила одна моя элегантная знакомая: «Мой муж умер от рака, и на то, чтобы наконец испустить дух, у него ушло лет пять ужасной боли и мучений. А Христос провисел на кресте одни выходные. И в чем тут подвиг?» Знаете, возможно, она права. Многие мои друзья по многу лет медленно и мучительно умирали от СПИДа. Неужели в наше время границы страданий так раздвинулись?
Возмутительно. Примерно так же возмутителен в свое время был пророк Элиягу, да? Приходил непрошенным, вразумлял идиотов, орал не пойми что, никто его не любил. А потом — фигак, колесница огненная. Так что вы поосторожней с ярлыками на всякий случай. К кинокритикам особо относится.
Простите, но мне «Элвин и бурундуки» всегда нравились больше «Битлз», Джейн Мэнсфилд — больше Мэрилин Монро, а «Три придурка», по-моему, гораздо смешнее Чарли Чаплина.
Отнюдь не поза, но — сознательная позиция. Если вы еще не знакомы с фильмами Джона Уотерса, придется поверить мне на слово. Явился новый пророк. Честный, бесстрашный, с непривычным, но от этого не менее истинным мессиджем. Многая лета.
Больше Уотерса:
Интервью «Парижскому ревю» по поводу выхода книги
Интервью «Песьему каньону» по тому же поводу
«Страна снов»