Лет десять назад судьба забросила меня в глухую деревушку на берегу Тихого океана. Хорошо помню: я сидел у натопленной печи, поедая пирог с красной икрой, а хозяин, кудлатобородый старовер лет пятидесяти, рассказывал: «Ну и пошли, значит, мужички наши к явреям, дошли до Биробиджана, один там остался и после того никогда букву “р” уже не выговаривал». Сейчас времена наступили последние: в Биробиджане и евреев-то почти не осталось, что же касается главной площади города, то там недавно срубили и сперли старую высоченную ель. Вот так — ни елки, ни евреев, одни картавые русские мужики-староверы.
Но «картавость» эта все же не вполне относится к мифологемам: она есть, никакого вранья, слышим мы ее постоянно — грассирующую «р» при отсутствии еврея, а фольклорист Ольга Белова с медиевистом Владимиром Петрухиным даже умудрились написать про нее целую монографию «Еврейский миф в славянской культуре»: чем (с точки зрения восточных, южных и западных славян) пахнет еврей, каким образом рождается, какого он цвета и т.д.
Не стану долго держать вас в неведении. Пахнет еврей падалью, козлом и луком. Рождается из прямой кишки. Цвета он мерзко-желтого. И еще у него есть хвостик — маленький, почти незаметный. Ничего особо оригинального во всем этом нет — обыденность, так сказать. Удивляет другое: большая часть подобных сведений о евреях датируются вовсе не 19-м, но концом 20-го, а то и началом 21-го века. И поневоле начинаешь ощупывать свой копчик — на месте ли хвостик — и, нащупав, понимаешь: на месте.
Итак, что думали о нас на протяжении многих веков соседи-славяне? Оказывается, что:
Евреи — по большей части не люди, а животные: в фольклоре «жид» не «умер», а исключительно «издох».
Беременность евреек длится всего 6 месяцев, отчего евреи и «плодятся как клопы».
Еврейские дети рождаются слепыми — для того чтобы они стали зрячими, глаза их должно помазать христианской кровью.
Этой же кровью — для эффективности деторождения — евреи мажут и детородные органы.
Дается и любопытное объяснение еврейской картавости: младенец Моисей был спасен из реки украинцами-чумаками, которые стали кормить малыша горячей картошкой: потому уста его «запеклись», отчего и он, и потомки его навсегда остались картавыми.
А вот легенда, касающаяся запрета на употребление свинины: «Евреи хотели испытать Христа и посмеяться над ним: замуровали жидовку в печь, спрашивают: “Угадай, что в печи?” Христос отвечает: “Свинья и двенадцать поросят”. Евреи открывают, а там правда свинья с поросятами. После того сало они есть перестали».
Удивительны и некоторые ритуалы, совершаемые славянами при помощи евреев: так, чтобы избавиться от засухи, жители Полесья обливали евреев водой.
Что же касается съедения евреями христианских младенцев, эта тема воистину неисчерпаема.
Если говорить о концепции, монография Беловой и Петрухина интересна лишь отчасти. Да, в славянской книжности и фольклоре наличествует оппозиция «свой — чужой». Да, «чужое» наделяется различными бредовыми характеристиками. Согласимся, что это, в общем, трюизм. Однако набор легенд, четко структурированных по темам, очень любопытен, и один их перечень сообщает любому еврею воистину райское наслаждение.
По прочтении «Еврейского мифа в славянской культуре» я прошествовал на кухню, отколупал дольку чеснока, нарезал тоненькими кружочками и с удовольствием откушал. Затем сел на диван и стал тихонько грассировать — выходило как-то неубедительно. На память пришла история из юности: страдая от неразделенной любви, в 17 лет я выпил пол-литра разбавленного спирта и наутро перестал выговаривать букву «р». Старался, но все было тщетно. Думаю, в этом случае братья-славяне на меня бы не осерчали. Ибо водка и любовь, как ни крути, — чуть ли не единственное, что способствует дружбе народов и толерантности.
Еще о евреях в славянском фольклоре:
«Жидовская тетка», щука с крестом и курочка
