«Пойдем туда, где разные науки…»
О.М.
О нанотехнологиях нынче не говорит разве что ленивый да нелюбопытный. Если смотреть новости российского телевидения, может даже создаться ощущение, что именно Россия – родина нанотехнологий, причем изобретены они были в последние девять лет. Однако в книге крупного французского ученого-физика Кристиана Жоакима (написанной в соавторстве с журналисткой Лоранс Плевер) российские высокие технологии не упоминаются вообще. Слово «русский» здесь использовано только один раз, да и то в связи с матрешками, по принципу которых построено некое заокеанское наноустройство.
Первооткрывателем нанонауки была Америка. Впрочем, как с гордостью подчеркивает автор, и Европа приложила к открытию руку: ведь именно в лабораториях Цюриха (принадлежащих компании IBM) было разработано первое устройство, которому присвоили гордую приставку «нано». Жоаким – один из пионеров нанонауки, директор Центра структурных исследований и разработки новых материалов в Тулузе. Об истории и развитии наноотрасли он рассказывает обстоятельно – без заумного «птичьего языка», доступно, самокритично и с юмором. Никакого специального нанообразования для чтения книги не потребуется (хотя некоторая техническая подкованность все-таки не повредит). Это почти образцовое научно-популярное сочинение, актуальность же темы делает эту книгу явлением едва ли не общественно-политическим. Ибо нанонаука, перефразируя поэта, – больше чем наука.Начало 1980-х, вспоминает Жоаким, было временем романтической миниатюризации, веры в совершенство «бесконечно уменьшающихся» приборов. Проектировались и разрабатывались ультраминиатюрные микросхемы на основе белков, синтезируемых генетически запрограммированными бактериями; съедобные микропроцессоры; транзисторы в молекуле. Ученые разных стран грезили об эре молекулярной технологии, планировали совершить «большой скачок» от микроэлектроники к наноэлектронике. Человек проник в глубины атомного ядра и был не прочь там что-нибудь улучшить. Эти методы, казалось исследователям, сулят невиданные доселе возможности энерго- и ресурсосбережения. «Меня увлекало нахождение все новых и новых технологий, не причинявших ущерба окружающей среде и применимых в любой отрасли промышленности», – пишет Жоаким. Революция свершилась, когда в 1981 году построили первый в мире туннельный микроскоп, при помощи которого можно передвигать атомы.
Первый транзистор, изобретенный в конце 1940-х годов, убедительно показал, что твердотельный прибор способен усиливать электрический ток. Пятьдесят лет спустя труды таких первопроходцев, как Ари Авирам и Марк Ратнер, поставили вопрос о возможности такого явления, как молекулярная электроника. Ответ представлялся очевидным: если окажется, что одиночная молекула тоже может усиливать ток, есть смысл работать над созданием молекулярной электроники. Поэтому заинтересованные исследователи принялись изучать возможности молекулярных структур, которые вроде бы обещали какое-то решение возникшей задачи.
Жоаким предлагает читателями небольшой экскурс в прошлое. Начиная с середины ХIХ века, несколько поколений ученых – представителей многих стран и разных научных дисциплин – постепенно уменьшали приборы и механизмы, повышали точность измерительных устройств. Официальным же прародителем нанонауки признан американский физик, нобелевский лауреат Роберт Фейнман. Он в своей программной речи 1959 года объявил, как принято считать, о скором появлении нанотехнологий. Правда, Жоаким, проанализировавший ту судьбоносную речь, никаких конкретных нанопророчеств в ней не обнаружил. Но всякое учение, как известно, нуждается в канонизированных предтечах. Вдобавок Америке важно было зафиксировать свой приоритет в этой сфере.
До середины 1990-х, пишет Жоаким, нанотехнологии оставались занятием узконаучным и в меру засекреченным. Однако эпоха Клинтона совпала с распадом социалистического лагеря и «политической разрядкой», а также усилением технической конкуренции со стороны Японии и Южной Кореи. Американской администрации понадобились свежие идеи, и она повернулась лицом к нанонауке. Возникла программа «Национальные нанотехнологические инициативы». Эта программа, считает автор, повернула нанотехнологии от экологического, ресурсосберегающего и фундаментально-научного аспекта к тотальному «захвату техносферы». То есть перевела нанонауку на более практические рельсы. А руководителем программы ННИ вместо романтика-гуру Эрика Дрекслера был назначен прагматичный профессор Майкл Рокко, имевший обширные связи в промышленных кругах.
В начале 2000-х к модным нанотехнологическким разработкам активно подключилась и Европа: Германия, Франция, Швейцария... Возник настоящий бум нанотехнологий, докатившийся теперь и до России. Как и всякий бум, он не обошелся без «пены». Борьба за гранты, признает Жоаким, кое-где протекала не вполне благовидно. Случались журналистские спекуляции, а некоторые пытались извлечь из нанонауки прямую политическую выгоду.
На всякую популярную идею непременно найдется контридея, и вот уже, констатирует Жоаким, объявились различные общества по борьбе с нанотехнологиями («антинано»). Лидеры их считают, что развитие данной отрасли опасно для человечества: оно-де открывает дорогу нерегулируемому и незаконному клонированию, повышает риск техногенных катастроф. Да и вообще, задаются вопросом они, не выйдут ли нанотехнологии из-под контроля ученых, не ждет ли нас «восстание молекул»? Но пока голоса этих борцов с прогрессом звучат не столь громко, как, к примеру, голоса воинствующих антиглобалистов.
Может быть, оно и хорошо. Нанонауке сильные волнения противопоказаны.
И другие, более традиционные науки:
Самое приятное высшее учебное заведение Израиля
Открой пошире сознание, всяк сюда идущий
Генетически модифицированный продукт
Что раскопали и сами не знали